В. Лоо. Госпожа Клерон в образе Медеи. 1760
Добившись желанной отсрочки, Медея поддалась безумному порыву и приступила к выполнению злодеяния, которое до сих пор только в неясных образах рисовалось ее воображению и в осуществление которого она и сама не могла бы поверить. Тем не менее она сделала последнюю попытку убедить своего мужа в его несправедливости и преступлении по отношению к ней. Она подошла к нему и сказала: «Худший из всех мужей, ты изменил мне и женился на другой, имея детей. Я простила бы тебе, если бы была бездетна; у тебя было бы оправдание. Теперь же тебя нельзя простить. Разве боги, управлявшие миром в то время, когда ты клялся мне в верности, не существуют больше, или люди установили новые законы, и тебе можно преступить клятву, данную мне? Скажи мне, я спрашиваю тебя, как друга: куда, по-твоему, мне идти теперь? Не пошлешь ли ты меня в дом моего отца, которого я предала и у которого я убила ради тебя сына? Или у тебя есть другое убежище для меня? Не правда ли, какая слава для тебя положена, если твоя первая жена и твои дети будут нищими бродить по миру!» Но Ясон был глух к ее речам. Он обещал снабдить ее и детей большими деньгами и письмами к друзьям. Она же отвергла все это. «Ступай, женись, — воскликнула она, — но ты раскаешься в своей свадьбе!» Когда муж ушел, ей стало досадно за последнюю угрозу — не из чувства раскаяния, а из боязни вызвать у него подозрение: он мог начать следить за ней и помешать ее плану. Она пригласила его на новое свидание и совсем уже другим тоном сказала: «Прости меня, Ясон, за мои последние речи: гнев ослепил меня; я теперь убедилась, что все, что ты сделал, должно пойти нам на пользу. Бедными изгнанниками пришли мы сюда, теперь же ты хочешь своим новым браком позаботиться о себе, о своих детях и, наконец, даже и обо мне. Через некоторое время ты снова призовешь своих сыновей из изгнания и дашь им возможность разделить счастье своих братьев и сестер. Идите сюда, дети, обнимите своего отца и помиритесь с ним, как помирилась я!» Ясон поверил этой перемене настроения и с радостью обещал ей и детям все, что только мог сделать для них. А Медея еще более успокаивала его. Она просила его оставить детей у себя и отправить ее одну. И для того, чтобы добиться согласия новой жены и ее отца, она выбрала из своей сокровищницы драгоценные золотые ткани и дала их Ясону для подарка царской дочери. После некоторых размышлений последний дал себя уговорить и отправил слугу передать невесте приношение. Но эти драгоценные ткани были заколдованы и пропитаны ядом. После притворного прощания с мужем Медея с часу на час ждала известия о приеме ее подарка, которое должен был принести преданный ей посланец. Он пришел, наконец, и крикнул еще издали: «Скорей на корабль, Медея, беги, беги! Твоя соперница и ее отец умерли. Когда твои сыновья пришли с отцом в дом невесты, то мы, все слуги, радовались, что кончилась вражда и произошло примирение. Молодая царица радостно встретила твоего мужа, но, увидев детей, опустила глаза, отвернулась и отказалась их принять. Тогда Ясон успокоил ее, сказав доброе слово за тебя и развернув перед ней подарки. У нее душа затрепетала от восторга при виде роскошных тканей, и она тут же согласилась на все. Когда ушел твой муж с детьми, она с жадностью набросилась на наряды, надела золотую мантию на плечи и золотой венок на голову и, довольная, смотрелась в зеркало. Затем она побежала по всем комнатам и, как маленькая девочка, радовалась своей красоте. Но скоро картина переменилась. С изменившимся лицом, дрожа всем телом, она откинулась назад, не успев сесть, упала на пол, побледнела, стала ворочать зрачками, и пена выступила у нее изо рта. Плач и стоны поднялись в замке, слуги побежали за отцом и будущим мужем. Вдруг загорелся заколдованный венок на голове. Огонь и яд наперерыв одни перед другим уничтожали ее, и ввалившийся с плачем в комнату отец нашел только обезображенный труп своей дочери. В отчаянии он бросился на нее и под действием ядовитых тканей также умер на месте. О Ясоне ничего не знаю».
Рассказ об этих ужасах не только не укротил бешеной злобы Медеи, но воспламенил ее еще больше, и, превратившись в настоящую мстительную фурию, она побежала, чтобы нанести смертельный удар своему мужу и себе самой. Она спешила в покои, где спали ее сыновья, потому что наступила уже ночь. «Крепись, мое сердце, — воскликнула она по дороге, — и дерзай на ужасное и необходимое. Забудь, несчастная, что это твои дети, что ты их родила. Только на один этот час позабудь об этом! Потом оплакивай их всю свою жизнь. Ты им самим окажешь услугу. Если ты их не убьешь, то они падут от руки врага».
Медея в колеснице. Луканианский кратер. Ок. 400 г. до н. э.