Мифы и притчи классической древности

Лай, сын Лабдака, из рода Кадма, был фивянским царем и жил в долгом и бездетном супружестве с Иокастой, дочерью знатного фивянина Менекея. Так как он страстно хотел иметь сына, то спросил об этом разъяснения дельфийского Аполлона и получил такое порицание: «Лай, сын Лабдака. Ты хочешь быть благословен детьми. Исполнится твое желание. Тебе будет дарован сын. Но знай, — судьбой предрешено тебе погибнуть от руки собственного ребенка. Такого веление Юпитера — Кронида, внявшего мольбы Пелопа, у которого ты отнял сына». Дело в том, что еще в юности своей Лай бежал из родной страны в Пелопоннес, при дворе царя Пелопа был принят как гость. Но он неблагодарностью оплатил своему благодетелю и на немейских играх похитил сына Пелопа, прекрасного Хризиппа. Сознавая свою вину, Лай поверил порицанию и долго жил в разлуке со своей супругой. Однако любовь, которую они питали друг к другу, снова свела их вместе, вопреки предостережению судьбы, и Иокаста родила своему супругу сына. Когда ребенок появился на свет, они вспомнили о предсказании и, чтобы избегнуть приговора бога, решили проколоть и связать ребенку ноги и бросить его на третий день жизни в диких горах Киферона. Пастух, который должен был выполнить это страшное поручение, сжалился над невинным ребенком и передал его другому пастуху, который в тех же горах пас стада коринфского царя Полиба. Сделав это, он предстал перед царем и супругой его, Иокастой, с таким видом, словно выполнил их поручение. Цари и царица решили, что дитя погибло там от голода и от диких зверей и что этим они помешали сбыться предсказанию. Совесть же свою они успокоили мыслью, что, жертвуя ребенком, тем охранили его от отцеубийства, и с тех пор стали жить с облегченным сердцем.

Пастух Эвфорб находит ребенка Эдипа. Скульптура А.-Д. Шоде и учеников. 1801

Между тем пастух Полиба, не знавший, кто и откуда этот переданный ему ребенок, развязал ему ноги с проколотыми ступнями и по ранам назвал его Эдипом, что значит опухшие ноги. После этого он принес его в Коринф к царю Полибу, господину своему. Царь сжалился над ним, передал найденыша своей супруге Меропе и воспитывал его как собственного сына, каким тот и прослыл при дворе и по всей стране. Достигнув юношеских лет, Эдип почитался самым знатным из всех граждан и сам жил в счастливой уверенности, что он сын и наследник царя Полиба, у которого не было других детей. Но скоро неожиданный случай бросил его из этой уверенности в бездну отчаяния. Однажды на праздничном пиру какой-то коринфянин, из зависти нерасположенный к Эдипу, опьяненный вином, крикнул возлежавшему против него Эдипу, что он — не сын царя Полиба. Глубоко пораженный такими словами, юноша едва мог дождаться конца пира; все же, борясь с собой, он на весь этот день затаил свои сомнения. На утро же другого дня он предстал пред своими родителями, которые были, конечно, только его приемными родителями, и потребовал от них объяснения. Царь Полиб и его супруга сильно разгневались на клеветника, у которого вырвались такие слова, и старались рассеять сомнения Эдипа, не давая однако ему прямого ответа. Хотя и отрадна была ему любовь, которую он увидел в их ответе, но недоверие слишком глубоко засело в его сердце, слова его врага слишком глубоко запали в его ум. И вот тайно взялся он за посох странника и, ни слова не сказав родителям, обратился к дельфийскому оракулу в надежде услышать опровержения столько позорного для его чести наговора.

Э. Бёрн-Джонс. Дельфийская сивилла. 1868

Но Феб-Аполлон не удостоил его вопроса своим ответом и открыл ему новое страшное несчастье, которое ему было уготовлено.

— Ты убьешь родного отца, — сказал ему оракул, — женишься на родной матери и явишь миру достойное презрения потомство.

Несказанный страх обуял Эдипа, когда он услышал это, и, так как сердце все еще говорило ему, что исполненные такой любовью к нему Полиба и Меропа — его настоящие родители, — то он не посмел вернуться на родину: боялся он, что, гонимый роком, наложит руку на возлюбленного отца своего и, пораженный богами неотвратимым безумием, соединится нечестивым браком с матерью своей, Меропой. Уходя из Дельфи, он направился по дороге в Беотию. Он был еще по дороге из Дельфи к Давлиду, когда, дойдя до перекрестка, увидел подвигавшуюся навстречу колесницу, в которой сидели незнакомый ему старик с герольдом, возница и двое слуг. Возница и старик стали грубо гнать с дороги столкнувшегося с ними на узкой тропике пешехода. Эдип, от природы вспыльчивый, ударил дерзкого возницу; старик же, заметив, что дерзкий юноша все-таки идет прямо к повозке, размахнулся острым жезлом и сильно ударил его по темени. Эдип был вне себя от гнева. В первый раз воспользовался он геройской силой, дарованной ему богами: высоко поднял он в руки свой посох и с такой силой ударил им старика, что тот навзничь упал с сиденья на землю. Тогда дело дошло до кулачного боя. Одну свою жизнь Эдип должен был защищать против трех жизней своих противников. Но юная сила его победила: он убил всех, кроме одного, который убежал, и пошел дальше.