Мифы о Хельвиге

Во льдах

На оплавленный край полыньи
сыплются искры из пасти медведя.
Старую шерсть трудно поджечь,
как слежавшийся снег.
Он врастает в гранитные спины
спиральных курганов. Превращается в
утлый острог твой корабль. И всю ночь
ледяные унты конунга всех океанов
обивают его порог.

Струи жирного дыма тянутся вверх,
словно руки волхва,
отпускающего свой дух наружу.
Пишут письма люди, не знавшие букв,
что не знают стыда,
но написать слова тайны считают
постыдным.
На самой вершине земли
им было уютней уснуть
закованными во льдах, чем нежиться
в виноградных цепях
ромейских царей.

Виноград Хельвига

Наш государь умер в бане.
Его голос заглушала река,
треск сгорающих дров.
Мы остановили коней на краю утеса.
Они улыбнулись перед прыжком.
И сосновые ветки упали к твоим ногам,
заледеневшим в браге.
Он сиял чистотой колодца
и умер, как человек, который
потерял весь свой пот.
Облепленный птицами со всех сторон,
ты был хорошо и красиво одетым.
Я отрезал стеклом прядь рыжих волос,
поцеловал твой рот, чтоб носить твою смерть
с собой по холодному морю.
Наши суда поплыли, как бревна,
ушедшие от зубов бобра,
пробивать бока ромейских галер,
и диких Фаститоколонов.

Мы пошли искать виноград
в теплых мирах.

Хельга

Прозрачен лед горящего куста,
причудливы круги земного древа.
Я был в гостях у снежной королевы,
в дворцах стояла ночь и чистота.
Надежды, что древней, чем береста,
исчерканные буквами кривыми.
Я говорил слова, читал с листа,
но каждая заветная черта
произносилась будто бы впервые.
И поднимался солнечный восход,
но в песне изменен сюжет напева.
Я мореход, ты северная дева,
хотя какой я, к черту, мореход?
Бродяга, что припасть к твоей руке
на миг короткий даже не решился.
Я оплошал, не справился, разбился,
как вьюга на далеком маяке.
Но я запомнил свет очей, глазищ,
души в случайной девочке спасенной…
Моей любви снегов и пепелищ
неизъяснимой, непроизнесенной.