Настоящее время некоторые исследователи также называют переходной эпохой и связывают с коммуникационной революцией, с цифровой экономикой. При этом в первые десятилетия XXI в. возникают новые вызовы, такие как тотальная слежка, искаженное информационное поле. То есть меняется пространство развертывания социального мифа, и теперь опасность кроется не столько в неизведанности и пугающей неупорядоченности архаического, содержащегося в символах, но расцветает, демонстрируя свою новую ипостась, так сказать, манипулятивная составляющая современного мифа: вирусная природа мемов, анонимность создателей сообщений.
Сегодня мы вновь, как и в начале XX века, переживаем моменты «…острой актуализации мифологии масс»[360]
. Примерами здесь являются возникающие в разных точках планеты (Франция, США, Украина, Грузия, Турция, Египет и т. д.) массовые протесты, стихийные митинги, удавшиеся и неудавшиеся попытки свержения политических режимов. Причем вовлеченными в процессы мифологизации и мифотворчества оказываются самые широкие слои населения, а реализуются теперь такие процессы уже при помощи современных средств массовой коммуникации, которые, используя социальные сети, перформансы и политические арт — практики, фактически ангажируют суггестивную функцию мифа.Проиллюстрировать изменение функций социального мифа в информационном обществе, и в целом увидеть отмеченную выше двойственность социальной мифологии, можно на примерах повседневной жизни и такой формы общественного сознания как эстетика.
Современная повседневная жизнь представляется динамичным явлением, требующим постоянного внимания. Повседневность оказывается пространством обнаружения важных идей и социальных практик, пространством наполнения мифов новым, соответствующим требованиям современности, смыслом, пространством совмещения традиций и новшеств. При этом современное информационное общество только добавляет суггестивности социальным мифам, простирающимся почти в каждой сфере повседневной жизни. В частности, в такой сфере повседневности как досуг ярким примером, демонстрирующим новые функции социального мифа (включая все, связанные с ним феномены: клише, стереотипы, иллюзии и т. п.), выступает кино: «Цифровая реальность вкупе с компьютерными ухищрениями создает новую мифологию абсолютно пластической досягаемости для киноглаза — и с его помощью для зрителя — внутреннего строения живой и неживой материи, а также динамики ее процессов. По сути дела, игровое кино синтезируется с новейшими анимационными технологиями, решительно расширяя поле иллюзий»[361]
.Не случайно, поэтому в известном своим эклектизмом искусстве постмодернизма имеет место трепетное отношение к тому или иному фрагменту повседневности. Не принципиально при этом, относится ли явление или предмет к быту, труду или досугу, оно вполне может быть использовано в таких постмодернистских акциях как перформанс, хеппенинг и т. п. В свою очередь, эти практики, заимствуя что — то из повседневной жизни, выступают генераторами новых смысловых коннотаций. Вместе с тем, в таком калейдоскопе и смешении привычных форм, существует целый ряд опасностей и вызовов, которые связаны, прежде всего, с утратой целостного представления об объективной реальности, с утратой традиционных ценностей.