Мифы о русалках

Волосы ее были подобны влажному золотому руну, а каждый отдельный волосок был подобен золотой жилке в хрустальном кубке. Тело ее было словно из белой слоновой кости, а хвост был из серебра и жемчуга. Из серебра и жемчуга был хвост ее, а вокруг него обвивались зеленые водоросли; подобно морским раковинам были уши ее, а уста ее были словно из кораллов. Холодные волны обмывали ее холодные груди, а на ресницах ее искрилась соль.

Так прекрасна была она, что молодой Рыбак, увидев ее, замер от удивления и, протянув руку, привлек к себе сеть и, пере­гнувшись через борт, заключил Морскую Деву в свои объятия.

Но едва лишь он коснулся ее, как она вскрикнула, словно испуганная чайка, проснулась, взглянула на него в ужасе лилово-аметистовыми глазами, и стала биться, стараясь вырваться. И он ее крепко прижимал к себе и не хотел отпустить.

И когда она увидела, что никак не может освободиться, она зарыдала и сказала:

— Прошу тебя, отпусти меня, ибо я единственная дочь Царя, и отец мой стар и одинок.

Но молодой Рыбак ответил:

— Я отпущу тебя, если только ты дашь мне обещание приходить, когда бы я ни звал тебя, и петь мне песни, ибо рыбы любят слушать песни Обитателей Моря, и сети мои будут всегда полны.

— Ты действительно отпустишь меня, если я дам тебе это обещание? — воскликнула Морская Дева.

— Я действительно отпущу тебя, — ответил молодой Рыбак.

Тогда она дала ему желаемое обещание и подкрепила его клятвой Обитателей Моря. И он разомкнул свои объятья, и она опустилась глубоко в море, вся трепеща от непонятного страха.

Каждый вечер выезжал в море молодой Рыбак, призывал Морскую Деву, и она поднималась из воды и пела ему песни. Вокруг нее плавали дельфины, а дикие чайки вились над ее головой.

И она пела дивную песню. Она пела об Обитателях Моря, перегоняющих свои стада из пещеры в пещеру и носящих маленьких детенышей на плечах; о Тритонах с длинными зелеными бородами и волосатою грудью, что трубят в витые раковины при прохождении Царя; о дворце Царя, из янтаря, с крышей из прозрачного изумруда и полом из сверкающих жемчугов; о морских садах, где целыми днями колышутся большие кружевные веера из кораллов, где рыбы снуют словно серебряные птицы, где анемоны прижимаются к скалам, а розовые пескари гнездятся в бороздках желтого песка. Она пела о больших китах, что приплывают из северных морей с острыми сосульками на плавниках; о Сиренах, которые рассказывают о таких чудесах, что купцы должны затыкать уши воском, дабы не услышать их и не броситься в воду и утонуть; о затонувших галерах с длинными мачтами и замершими матросами, висящими на снастях, в то время как макрели вплывают и выплывают сквозь открытые люки; о маленьких ракушках — великих путешественницах, что присасываются к килям кораблей и объезжают весь свет; о каракатицах, живущих на склонах утесов, вытягивающих свои длинные черные руки и могущих ниспослать на воду ночь, когда им этого захочется. Она пела о моллюске, у которого есть собственная лодка, выточенная из опала и управляемая шелковым парусом, о счастливых Морских Человечках, играющих на арфах и умеющих своими чарами усыплять великого Осьминога; о маленьких детях, ловящих скользких дельфинов и катающихся со смехом на их спинах; о Морских Девах, что лежат на белой пене и протягивают свои руки морякам; и о тюленях с кривыми клыками, и о моржах с развевающимися по воде гривами.

Тритоны на пиру у Ахелоя. Картина Корнелиса де Воса.

Метрополитен-музей, Нью-Йорк

И в то время, как она пела, поднималась вся рыба из глубины послушать ее, и молодой Рыбак забрасывал свои сети, и сетями окружал часть рыбы, а другую часть ловил острогой. И когда лодка его наполнялась, Морская Дева опускалась в море, бросая ему улыбку.

Но она никогда не приближалась к нему настолько, чтоб он мог коснуться ее. Часто он просил и молил ее, но она не приближалась; а когда он пытался схватить ее, она ныряла в воду, как ныряют тюлени, и в тот день он больше не видывал ее. С каждым днем звук ее голоса все слаще и слаще звучал в его ушах. Так сладок был ее голос, что он забывал о своих сетях и своем искусстве и не заботился о своей лодке. Сверкая алыми плавниками, и выпуклыми золотыми глазами, проплывали мимо стаями скумбрии, но он не обращал на них внимания. Острога его лежала рядом с ним без употребления, и корзины его, плетеные из ивовых ветвей, оставались пустыми. С полураскрытыми устами и затуманенными от восторга глазами сидел он праздно в своей лодке и слушал, слушал, пока не обволакивала его морская мгла и странствующий месяц не серебрил его загорелых членов.

Однажды вечером он обратился к ней и сказал:

— Маленькая Морская Дева, маленькая Морская Дева, я люблю тебя. Возьми меня в свои женихи, ибо я люблю тебя.

Но Морская Дева покачала головой.

— У тебя человеческая душа, — ответила она. — Если б ты только прогнал свою душу, тогда я могла бы полюбить тебя.

И Молодой Рыбак сказал себе:

— Зачем мне душа? Я не могу ее видеть. Я не смею ее коснуться. Я ее не знаю. Конечно, я прогоню ее, и дадутся мне великие наслаждения.