Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Понятно, и сам Ю. П. Иваск, молодой, но подающий неограниченные надежды критик (кроме того, что поэт), не скупится на похвалы и комплименты по адресу своих маститых коллег. Как же иначе?

Чтобы убедиться в том, как высоко эмигрантская критика ценит выдающиеся заслуги Иваска, нам довольно проглядеть компетентный справочник, сборник под редакцией Н. П. Полторацкого[539] «Русская литература в эмиграции» (Питтсбург, 1972). Мы увидим, что там Ю. П. Иваск упоминается 17 раз. Менее часто, чем Бунин и Алданов (надо же и честь знать!). Но зато И. Елагин назван только 10 раз, О. Ильинский и Д. Кленовский – по 6 раз каждый, О. Анстей[540] и Л. Алексеева[541] – по 5; а многие талантливые и любимые публикой поэты и вообще ни разу. Есть там и критическая статья самого Ю. П. Иваска – о поэтах старой эмиграции… Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Мы бы все простили: если бы только Иваск не говорил о Лермонтове…

Если бы спросить мнение читающей публики, она бы, верно, возопила, что Ильинский, Елагин, Кленовский, Анстей, Алексеева, – бесспорно более значительные величины, чем Иваск. Но публику в таких делах не принято спрашивать. Это в древности так глупо говорили: Vox populi – Vox Dei[542]. Теперь же, мы все это изменили. В вопросах искусства важно мнение критиков, и только их одних. А в данном случае критики находятся в полном согласии. Так как же можно с ними спорить?

Конечно, и прежде бывало, что критики лучше понимали дело чем читатели; например, нам трудно понять успех, который когда-то имел по всей России пустой и напыщенный Бенедиктов[543], пока Белинский его не развенчал. Но Белинский, при всех своих политических заблуждениях, имел хороший вкус; нынешние же наши критики, увы! без оного вполне обходятся, поелику природа им его не дала.

Однако, если воспевать Ю. П. Иваска можно и должно, – согласно правилу utili miscere dulce[544], – то вот петь его в буквальном смысле слова было бы довольно-таки затруднительно. Это таких старомодных поэтов, как Есенин, Некрасов, А. К. Толстой, Пушкин с Лермонтовым петь было просто, ибо их стихи сама музыка. А у Иваска, например, рифмы по большей части такие: дуэли – дали, радений – рыданий, сплетни – лютни, и даже Бахом – блохам (!). Запоешь – споткнешься…

По мнению Райса, это – ассонансы. Да ничуточки! Ассонанс есть неполная рифма, где налицо соответствие одних гласных, а согласные не принимаются в расчет. Вот как у Пушкина в выброшенной сцене из «Бориса Годунова»: житье – одно, колокол – бегом.

Такие же комбинации, как здесь, это, наоборот, – диссонансы или, точнее говоря, дикая какофония. Да, бывает подобное и у Блока (розах – ризах), у Цветаевой. Но большие поэты даже и сомнительные приемы употребляют, как правило, кстати, не скатываясь в крайнюю безвкусицу. А у поэтов… не столь больших, именно это последнее и получается. Quod licet Jovi, non licet bovi[545].

Кто-нибудь, пожалуй, удивится: «Да что это вы нынче, батенька, все так и шпарите по-латыни?!» А это потому, что ведь Иваск-то – завзятый латинист; он даже свой главный опус, исполинских размеров поэму, напечатанную в «Возрождении», – №№ 240, 241, 242… – озаглавил «Homo ludens[546]»; кстати, в этом произведении, название – почти что единственное, что можно понять; дальше идет вполне невразумительная игра ума. Ну вот и надо показать, что и мы тоже – не вовсе лаптем щи хлебаем.

Перечисленные выше «рифмы» Райс комментирует так: «Читатель без сомнения сам заметил остроту и хищную точность этих якобы небрежных созвучий», – каемся, мы не заметили! – «тем более, что у Иваска есть немало редкостных рифм: рая ли – простираю я». А вот это, на деле, как раз не рифма, а ассонанс; притом же и весьма неточный.

Зато согласимся, mutatis mutandis[547], со словами Райса, что у Иваска: «Бывает и заумь: немизна, рококошна, раеутрый». Заумь тут, пожалуй, все же не совсем то слово, что нужно. Не лучше ли бы звучало: задурь?

Если у кого наша статья вызовет желание ознакомиться ближе с творчеством Иваска, считаем долгом честно предупредить, что на этом пути встретятся серьезные препятствия. Передадим опять слово Райсу, которому и книги в руки: «Потому что автор – подлинный до мозга костей интеллигент, эрудиция в его стихах не утомляет, она естественна и уместна, даже если для понятности текста необходимы бывают примечания».

Это ведь как сказать… Специалиста по литературоведению Э. М. Райса может быть эрудиция его протеже Иваска совсем не утомляет, и даже вызывает у него приятные эмоции.

Но сколько-нибудь обыкновенный читатель не исключено, что и устанет читать стихи, обложившись словарями и справочниками, – которые ведь не всегда и достать-то можно, по условиям нашего нелегкого эмигрантского бытия.