Другой тип атаки на свойственную русскому языку схему трех грамматических родов (чуждую и неприятную англосаксам) состоит в создании путаницы со словами вроде кофе, которое нормально по-русски среднего рода, но их искусственно переводят в мужской.
Все это может казаться мелочью. На первый взгляд! Мы и оглянуться не успеем, как возникнет новый русский язык на манер испанского спанглиш или французского франгле.
4) Еще важнее выравнивание на английский лад русских традиционных форм в исторической литературе, как имена королей, названия городов и даже стран, связанных с важными событиями.
Русскую традицию надо как можно глубже и прочнее искоренить. Ибо она связана с русской самобытностью и такими нестерпимыми для Запада жупелами, как русская национальная идея. Хуже того: от дореволюционных терминов всегда попахивает царизмом (что уже и окончательно недопустимо!).
Большевики изначально старались разрушить то, что можно в данной сфере. Но первое поколение коммунистов сами были еще образованными людьми, и у них на многое руки не поднимались. Лишь после их истребления, начиная с 30-х годов, воз тронулся, набирая скорость. И только после Второй мировой стремительно покатился в пропасть…
Теперь мы уже на полпути ко дну. Серый и левый образованец (а власть, в основном, ныне в его руках) мнит, что энглизировав свой язык (или перейдя совсем на английский) он станет равен американцам или англичанам. Он им не станет: он станет их рабом. Эта роль ему уготована – и он ее достоин.
Можно ли ему помешать втянуть в трясину холопства и бескультурья всю массу обитателей Эрефии? Следовало бы всячески.
М. Abley, «Spoken here» (New York, 2003)[731]
Автор посвящает свою книгу исчезающим или находящимся под угрозой языкам. Но делает это весьма выборочным образом. Ограничиваясь, с одной стороны, языками австралийцев и индейцев Северной Америки (включая Канаду) и с другой кельтскими языками Европы. Он оставляет в стороне языки Азии и восточной и северной Европы, в том числе, и лужицкий язык в Германии. Правда, он говорит несколько слов о баскском языке в Испании и во Франции, и о языке бурушаски в Азии, но это мимоходом.
Что до австралийцев и индейцев, его книга есть (хотя он этого не имеет в виду) тяжелый обвинительный акт против англосаксов, многие века уничтожавших не только языки, но и целые народы, и не прекративших свою бесчеловечную деятельность и в наши дни. Индейцы, прирожденные воины и сплоченные в могучие племена, оказали, по крайней мере доблестное сопротивление и не дешево продали свою свободу и жизнь. Мирные же и еще совсем первобытные австралийцы были легкой добычей для завоевателей, расправлявшихся с ними с совершенно чудовищной жестокостью. В результате, те и другие, австралийцы и индейцы, загнаны в резервации, где, даже если они и ведут сносное в материальном смысле существование, они целиком оторваны от своих традиций и своего исконного образа жизни.
У австралийцев было множество языков, сильно между собой различных. В резервациях, построенных, не считаясь с этими особенностями, языки эти неизбежно угасают и деформируются. Самым худшим выходом из положения, – который Эбли описывает, – является переход на местный и упрощенный английский. Это – путь в тупик, не открывающий доступа к высшей культуре, но означающий полный отрыв от прошлого и от начатков своей культуры.
Приятно узнать о некоторых исключениях. Так, язык тиви на нескольких островах у северного берега Австралии продолжает существовать и развиваться, благодаря упорству туземцев и содействию белых антропологов, взявших его под защиту.
Канада представляет некоторые курьезы: например, есть племена индейцев, перешедшие на французский язык. Так произошло, в частности, с гуронами. Другие языки еще сохраняются, как у ирокезов и могауков, но близки к уничтожению. И если язык эскимосов менее под угрозой, угроза все же налицо.
Нельзя не согласиться с мнением австралийского лингвиста Джеффри Халла, цитируемого Эбли: «English is a killer language»[732]
.Этот язык нависает сейчас смертельной угрозой надо всем земным шаром; в книге приводятся высказывания американцев, мечтающих о том, что он вытеснит из употребления все остальные языки мира, в Европе и на другиёёх материках. Хочется надеяться, что сии кошмарные планы не осуществятся! Сколь ужасен был бы однообразный, уродливый мир, где звучала бы одна лишь речь, на «языке-убийце»!
Автор приводит, однако, примеры успешного сопротивления натиску английского. Он подробно останавливается на судьбах валлийского языка, проявляющего высокую жизнеспособность и не сдающего свои позиции перед лицом государственного языка Великобритании.