Мифы воды

Впрочем, церемонию спуска корабля на воду иногда сравнивают и со свадьбой, в которой судно играет роль невесты Посейдона или другого морского бога. Питер Джинс этим и объясняет известную особенность английского языка, в котором корабль — ship — женского рода. Есть другие объяснения этой гендерной загадки, в той же степени поэтичные и романтичные: образ корабля в целом связывают с образом подруги, матери, богини-защитницы; эффектный парусник — с женским платьем (особенно свадебным); в поведении корабля находят стереотипные женские черты. Нетрудно заметить, что ни один из этих вариантов не выдерживает критики, все они лишь проекция современного мировоззрения на былые эпохи. Как бы то ни было, традиция именовать корабли в женском роде привела к возникновению прекрасных образов в литературе и искусстве и даже в каком-то смысле породила целую философию, пусть и довольно эзотерическую.

Да, к судну нужно уметь приноровляться. Нужно заботливо вникать в тайны его женской натуры — и тогда оно будет вашим верным союзником в неустанной борьбе со стихиями, в борьбе, в которой поражение не позор. Отношения между капитаном и его судном — вопрос великой важности. Судно имеет свои права, так же как любое говорящее и дышащее существо. И, право же, бывают суда, которые, по матросскому выражению, «только разве говорить не умеют» и для настоящего капитана сделают все.

Дж. Конрад. «Зеркало морей»69

Еще один способ одушевления кораблей известен с древности и универсален, поскольку для его понимания вообще не нужен язык, однако в наше время он представляет собой исключение, а не правило. Это в каком-то смысле заключительный штрих, усиливающий абстрактное, но вполне отчетливое сходство судна с живым существом: глаза на носу! У древних греков этот элемент конструкции корабля пережил несколько эпох, при этом менялся его внешний вид (расположение, форма глаза, вид зрачка — последний мог быть звездообразным), но не роль. Он выполнял сразу несколько функций: в сверхъестественном смысле глаза, во-первых, давали кораблю возможность «самостоятельно» следить за происходящим в море; во-вторых, они были апотропеем (др.-греч. ἀποτρόπαιον, «отвращающий беду») — магическим предметом, защищающим от порчи. Еще глаза придавали кораблям не только живой, но и достаточно грозный вид, нацеленный на устрашение любых врагов, какие встретятся по пути.

У носовых изваяний, появившихся на европейских судах в XVI веке, роль была в большей степени декоративная. Прекрасные нимфы, русалки, ведьмы, грозные морские божества, воины в доспехах, мифические и реальные животные — эти и другие фигуры, как правило, несли определенную символическую нагрузку, связанную с названием корабля, подчеркивая и усиливая те или иные полезные качества. Но от сглаза они уже не оберегали (подобные суеверия, строго говоря, никуда не делись, просто их не афишировали) и не «смотрели» вместо судна: их нередко снимали после выхода в море, чтобы спрятать на время путешествия и тем самым уберечь от плохой погоды.

Итак, корабль спущен на воду и готов к отплытию — как уже было сказано раньше, только не тринадцатого числа и не в пятницу, поскольку в этот день распяли Христа! Еще плохими днями для выхода в море считались, например, первый понедельник апреля (день рождения Каина и день, когда он убил своего брата Авеля) и второй понедельник августа (день, когда погибли Содом и Гоморра). Лучший день в этом смысле — среда, поскольку ее покровитель, Один (Вотан — отсюда английское Wednesday), издавна был и покровителем мореплавателей. В России, как пишет В. Дыгало, роль несчастливого дня исстари отводилась понедельнику. Но поверья на этом, конечно, не заканчиваются: у моряков разных стран было и есть немало правил относительно того, кого и что можно брать на борт, а также того, что можно и чего нельзя делать.

Большинство примет связаны — что совершенно неудивительно — с погодой. Присутствие на борту женщины может вызвать шторм, и того же результата можно добиться, если свистеть при попутном ветре; в последнем случае есть риск разгневать бога ветров и «насвистеть» не просто другой, неблагоприятный, ветер, а полноценную бурю. Питер Джинс объясняет запрет на свист тем, что кто-то другой на борту мог перепутать его с сигналом боцманской дудки и выполнить совершенно ненужное действие — а это, разумеется, на борту парусника в открытом море чревато серьезными последствиями для всей команды. Свистеть можно было во время штиля, но не как попало, чтобы не усугубить ситуацию. Моряку также запрещалось стричь волосы и ногти при благоприятном ветре и шить — при неблагоприятном, чтобы ненароком не «пришить» его к кораблю. А еще дурным знаком считалось принести на борт… зонтик, поскольку он притягивает дождь.