Николай Васильевич поднялся, пожелал всем здоровья, успехов; чувствовал он себя неловко, сколько ни приходилось ему выступать на банкетах, так и не привык; совещание или собрание — другое дело, а здесь — застолье, столько глаз на тебя смотрят, как стоишь с рюмкой, готовясь выпить. Он постарался сказать покороче, это понравилось, крикнули «ура!», выпили. Шергов захмелел с первой же рюмки, раскраснелся, повернулся к Николаю Васильевичу.
— А ты, Николай, бог! — с искренней восторженностью произнес он, сжимая в кулаке вилку с наколотым на нее маринованным грибом; видимо, чтобы больше не путаться в этих «вы» и «ты», Шергов решил перейти на интимный тон. — Ты мне поверь. Я зря не похвалю, хоть пытай… Но как ты вчера, а?! Будто музыку вел. Эх, Николай, какое это счастье так уметь работать, какое счастье. Я перед хорошей работой на колени в ноги упаду, лоб расшибу — не стыдно, радостно. Давай за тебя выпьем, сепаратно, а?
— Да ты закуси, — мягко сказала Надя и повела его руку с вилкой к его рту; он механически сжевал гриб, и Надя быстро пододвинула ему тарелку с закуской: — Поешь, потом выпьете. Николай Васильевич подождет…
— Ну да, ну да, — покорно согласился Шергов и стал закусывать.
А Николай Васильевич оглядывал стол и все думал, думал о Митьке; мысли о сыне не покидали его с тех пор, как позвонила Маша, и сейчас он размышлял: «Надо ведь свадьбу… Даже не узнал, что они там решили: в ресторане или дома?» — и тут же вспомнил, как Шергов был у него распорядителем на свадьбе, а хороший же стол тогда накрыли: бутерброды, печеная картошка, селедка к ней и водка. Было весело, и Шергов был весел, всклокоченный, старался всех смешить; ему захотелось напомнить об этом Шергову, он повернулся к нему, заметил, как Шергов нежно гладит Надю по руке, отвернулся и опять оглядел стол. Ежов уловил этот его взгляд, истолковал его по-своему, склонился к Николаю Васильевичу, доверительно зашептал:
— Вы не беспокойтесь, Николай Васильевич, порядок будет полный. Опыт есть, такие обеды без всяких эксцессов проходят. У меня тут на всякий случай несколько дружинников сидят и, кроме минеральной, — ничего. Им на потом оставлено… Так что, если кто переберет, его тихо, тихо, на дежурную машину и домой, баиньки… Ну что же, надо бы сразу и по второй!
Он тут же легко поднялся, постучал вилкой по стакану, за столом смолкли разговоры, и Ежов сказал:
— По русскому обычаю за первой вторая бежит. Вот под эту самую вторую пусть и промолвит доброе слово уважаемый наш директор Антон Петрович Шергов…
Шергов вздрогнул, он не ждал, что Ежов назовет его, смущенно крякнул, а Надя, пока аплодировали, быстро поправила ему съехавший набок галстук. Шергов встал, по привычке растопыренными пальцами потрогал очки и тут же вскинул руку, провел ладонью по волосам.
— Конечно, праздновать надо, — сказал он. — Кто спорит? Все же вон какой цех заработал. Только ведь он и раньше мог… Так я за то хочу выпить, чтобы мы не только «ура» друг другу кричали, а и про совесть помнили. Вот за это, товарищи!
Он выпил стоя, одним махом и сел, а Ежов, чокнувшись с Николаем Васильевичем, весело подмигнул: