Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 1. Часть 1. Крупицы прошлого. Часть 2. В плавильном котле Америки

Дорога между Хостой и центральной частью Сочи была длинной и утомительной, тем более в летнюю жару. Наташе удалось через знакомую родителей, профсоюзного деятеля в Сочи, перебраться в санаторий «Правда», расположенный гораздо ближе к центру города. Перевозил однокурсницу я. Помню, ехали в душном рейсовом автобусе, и Натуле было очень некомфортно. Я испытывал к ней горячее сочувствие. Но не только… В душе зашевелилась какая-то едва уловимая нежность к этой искрометной, яркой и чистой девушке. Из «Правды» она стала приезжать к нам регулярнее.

Однажды в выходной день родители устроили для всей нашей компании роскошный обед. Мама с сестрой готовили еду и обслуживали стол, а папа выступил в роли тамады. В какой-то момент он подал мне сигнал, давай, мол, выйдем на кухню. Там папа поднял вверх большой палец и взволнованно сказал: «Наташа – это девушка что надо. Лучше не бывает!».

Я и так уже это знал и чувствовал. А тут сам папа, с его непререкаемым для меня авторитетом, подтверждает закономерность моих ощущений!

Мое расположение к Наташе с каждым днем становилось все очевиднее для окружающих. У Оли, подруги и моей, и Наташиной, хотя она уже вовсю встречалась с Валей, взыграло чувство ревности. Она попыталась помешать моему общению с Наташенькой. Тайком звонила ей в санаторий, призывала приехать на встречу, скажем, к 12 дня, а нас тут же уговаривала проследовать на пляж в 11 утра. В итоге Наташа опаздывала на встречу с нами. А позднее моей маме пришло анонимное письмо, в котором Наташа Корсакова обвинялась в самых страшных грехах.

29 августа 1967 года мы возвращаемся самолетом из Сочи. А уже спустя два дня, 1 сентября 1967 года, талантливая девушка проводит первые два часа своей преподавательской деятельности. Студентка 4-го курса обучает сверхсложному корейскому языку первокурсников.

Происходят перемены и в личной жизни девушки. Я уже влюбился в Наташеньку что называется по уши и стал усиленно за ней ухаживать. Она дружбу со мной не отвергала. Помню, как золотой осенью при свеже-сладком ветерке мы гуляли с этой милой девушкой в районе Метростроевской улицы (ныне – Остоженка) по тихим переулкам, мимо чудесных старинных особняков, занятых иностранными посольствами и различными советскими учреждениями. Доходили до Кремля, Александровского сада, Вечного огня, Красной площади. И увлеченно разговаривали на самые разные темы.

Очень скоро обнаружилось, что практически по всем вопросам, большим и малым, актуальным и малозначащим – идеологическим, политическим, экономическим, гуманитарным, бытовым, – мы имели либо идентичные, либо близкие точки зрения. Обсуждая какую-то тему, мы не спорили, а лишь дополняли единую аргументацию друг друга. Исключением являлся спорт, который Наташенька ни тогда, ни всю последующую жизнь не любила, а я, наоборот, очень им увлекался. Но это нам ни на йоту не мешало общаться.

Более того, мы часто весело шутили на спортивные темы. Например, смотрю я по телевизору футбол, а тут подходит Наташа и интересуется: «Это что за вид спорта? Хоккей?». Когда я в компании, назвав фамилию какой-нибудь футбольной звезды, спрашивал у Наташи: «Кто это?», она уверенно отвечала, что это штангист или шахматист. При этом, когда по телевизору показывали какой-нибудь суперматч по футболу или хоккею, Натуля не только с готовностью отказывала себе в просмотре любимых ею программ, но и создавала мне оптимальные условия для «боления» у экрана. Такую же внимательность проявляли в таких случаях родители Наташи, тоже равнодушные к футболу и хоккею.

Возвращаясь же к Метростроевской улице, отмечу, что нас с Наташей и другими однокашниками назначили членами народной дружины по охране общественного порядка. Мы должны были патрулировать в районе по вечерам и согласно инструкции «помогать органам милиции вести борьбу с расхитителями социалистической собственности, с хулиганством и пьянством, контролировать соблюдение паспортного режима, правил уличного движения». Поначалу мы разгоняли шпану, шумевшую во дворах, разнимали алкашей, дерущихся в очереди за пивом. Но все это быстро надоело, и дежурство стали проводить в кафетериях или кинотеатрах.

Использовались студенты и в качестве агитаторов перед очередными выборами в законодательные органы власти. К выборам молодежь относилась с юмором. Пользовался популярностью такой анекдот: «Брежнев приходит на базар. Торговец с Кавказа протягивает руководителю СССР арбуз и предлагает: «Выбирай!». Брежнев удивляется: «Как выбирать, арбуз же один?». Торговец восклицает: «Но ты же один, а мы тебя выбираем!». Выборы в самом деле были безальтернативные, и списки кандидатов (один человек на место) спускались с самого верху. Отец рассказывал, что как-то из Москвы поступила разнарядка выдвинуть от Сочи в Верховный Совет СССР (всесоюзный парламент) женщину, русскую, врача, от 35 до 45 лет, члена КПСС. С трудом подыскали подходящего кандидата.