Миг счастья ускользающий

– Нет… Пожалуйста, Ден… Я тебя умоляю…

Его пальцы дрогнули и разжались. Он упал рядом с ней, уткнувшись лицом в разорванную блузку. Она стиснула зубы, пытаясь подавить рыдания, и дрожащими руками прижала его голову к себе.

Их тела содрогались в беззвучном, немом плаче, как прежде в неистовой страсти. Сливались, прорастали друг в друга, отчаянно сопротивляясь тому, чтобы их разлучили. И еще более страшно и отчаянно сопротивлялась душа…

…Неизвестна мера страданий. Кажется, больше уже невозможно выдержать – сердце лопнет, разорвется от адской боли. Но нет, оно продолжает себе стучать, слезы иссякают, на смену им приходит ватное оцепенение и сознание неотвратимости того, что происходит. Тогда наступает успокоение…

…Лена облизала пересохшие губы, осторожно отодвинулась и села. Денис тоже поднялся, застыл в неподвижности, отвернувшись от нее и чуть ссутулившись. Так они провели еще минут пять, а может, и больше. Потом она решилась, тихонько дотронулась до его плеча.

– Дениска, милый! Посмотри на меня. Я тебя очень прошу, солнышко, родной!

Он упрямо мотнул головой, продолжая глядеть в стену. Лена обняла его уже крепче, слегка потормошила.

– Давай, пожалуйста! Нам нужно поговорить.

– Отстань. Не хочу я ни о чем с тобой разговаривать.

– Я правда объясню тебе. Ты поймешь.

Денис стремительно обернулся, сбросив ее руку.

– Что я пойму? Я никогда ничего не пойму! Никогда. Я не хочу, чтобы т а к было, не хочу! Слышишь, Ленка? – Он говорил тихо, без прежней ожесточенности, без силы и злости, лишь с усталостью. С беспредельной усталостью. Лицо его было спокойным, только глаза немного, едва заметно, покраснели.

– Я тоже не хочу, – Лена грустно улыбнулась, – но это… это не зависит от нашего желания. Просто я вдруг закрыла глаза и увидела всю нашу будущую жизнь, день за днем. Ден, то, что у нас сейчас, – это как на картине Аполлинария: еще не вечер, но уже и не утро. А скоро, очень скоро наступят сумерки.

В один прекрасный день ты проснешься и обнаружишь, что попал в клетку. Прочную, из которой нет выхода. Вокруг девушки, яркие, красивые, – они всегда будут стремиться обратить на себя твое внимание. Поманят пальчиком, как та цыганка Зара. Такая уж у тебя судьба, Ден, от нее никуда не денешься. – Лена снова улыбнулась и ласково погладила его по щеке. – В какой-то момент тебе неминуемо захочется свободы. Быть с теми, кто тебе ровня. Сколько бы ты ни пересиливал себя, ни клялся, что этого не случится, природа все равно возьмет верх. Ты можешь даже не почувствовать, как это произойдет, но когда поймешь – будет уже поздно. Вот тогда станет хуже всего. Ты захочешь меня прогнать и не сумеешь, потому что будешь помнить то время, когда я была дороже всего. Тебя, как гири, будут держать эти три недели, наша первая ночь, озеро. Мы оба будем мучиться, не сможем смотреть друг другу в глаза. А кроме нас, есть еще и другие, те, кто мне дороже самой себя во сто крат. Ты ведь понимаешь? Понимаешь?

Денис кивнул.

– Вот такая выходит петрушка, выражаясь словами Петра. – Лена усмехнулась с горечью. Он тоже усмехнулся, нехотя, через силу, и поглядел на нее вопросительно.

– И что мне теперь делать?

– Уезжай один. Возвращайся к матери. В Москве тебе не место, здесь нужно слишком много сил, чтобы удержаться на плаву. У тебя столько нет из-за болезни. Я, конечно, могу помочь деньгами, но ведь ты не возьмешь?

– Нет, – произнес Денис твердо.

– Ну вот видишь. Я это знала. И жить так, как до нашей встречи, ты тоже не сможешь. Поэтому возвращайся. Найдешь работу, встретишь девушку, полюбишь ее. Все у вас будет как у людей.

– Ничего у меня не будет как у людей. Меня вообще, может, через полгода не будет.

– Ерунда, – убежденно проговорила Лена. – Пятьдесят на пятьдесят – не так и мало. Это даже много, Ден. Очень много. У других и того нет. Вспомни хотя бы Алкину мать. Или ту старушку в парке, которая стала ходить вопреки прогнозам врачей. Кажется, ее звали Софья Алексеевна.

Он снова кивнул. Подумал немного, потом лицо его едва заметно прояснилось.

– Ты хоть напишешь мне, по крайней мере?

– Напишу, – без колебаний пообещала Лена, точно зная, что лжет.

– Я тогда адрес оставлю. – Денис встал и подошел к столу. Мельком покосился на картину, затем взял лист бумаги, ручку. Писал он долго, медленно и старательно выводя каждую букву, как школьник во время контрольной. Закончил, отложил лист, придавил сверху ручкой. Посмотрел на Лену с ожиданием.

– Тебе пора, – сказала она.

– Да, я знаю.

Они стояли в разных концах комнаты и смотрели друг на друга. Лена не шевелилась и почти не дышала, чтобы не нарушить с таким трудом обретенное равновесие. Она знала, что все сейчас зависит от нее: один неосторожный жест, даже просто взгляд – и им обоим не удержаться. Знала также, что Денис втайне ждет этого, надеясь на ее слабость.