Миг столкновения

– Вот и ладно. Давай так: ты не переделываешь меня, а я не переделываю тебя. Пусть каждый будет собой и не извиняется за это. Разозлимся друг на друга – выплеснем гнев. Поссоримся – помиримся.

Вот оно, главное: Виви меня на свой лад не перекраивает. Не веселит насильно. Не трындит: «Все будет в порядке», когда понятно, что не будет. Виви – действует. Говорит: пойдемте на пляж; давайте напишем пьесу; давайте устроим бар мороженого прямо дома, потом сыграем с младшими в «Карамельную страну» и параллельно будем смотреть фильм «Вилли Вонка и шоколадная фабрика».

Виви склоняется ко мне, подставляет губы.

– Джонас. Давай помиримся.

Обнимаю и целую ее, не раскрывая рта. Потому что все еще злюсь. И потому что мы с Виви как шуруп и гайка – совпадаем. А если совпасть сразу не выходит – тем больше получается искр.

Будь это кино, вот сейчас бы саунд-трек зазвучал. Но это не кино, в спальне поразительно тихо. Зато страх быть застуканными добавляет децибел каждому звуку – нереально громкий контакт губ и кожи, падение одежды на пол. Учащенное дыхание; гул в голове: да, это происходит; это происходит. И вопрос, неожиданный для себя самого: «Ты точно – всё?» В ответ получаешь сдавленное хихиканье и вот это вот: «Да. Боже, какой ты классный. Ох, сейчас умру». Стараешься не зацикливаться на мысли: для нее это запросто; дело житейское. Внушаешь себе: «И для меня тоже, для меня тоже». Но это не так. Твои чувства заполняют комнату, словно жадное пламя. Твои чувства к ней, того гляди, выдавят оконное стекло.

* * *

Утром Виви исчезает до моего пробуждения. С ее стороны постели простыни сбиты, на полу валяется черный маркер. Наверно, я сбросил его, когда шарил в поисках презерватива. Лишь одевшись, замечаю на деревянном изголовье кровати, возле самого матраса, крохотные черные буковки: «Здесь была Виви».

Словно такое забудешь.

Глава 13

Виви

После пляжного костра прошло две недели. Все это время я использую только четыре краски – густо-синюю, золотую, темно-бордовую и тускло-розовую (оттенок, характерный для пуантов). Играю на контрасте – страстная драматичность и холодный металл. Распорола старое платье, черное в тонюсенькую золотую полоску; сшила топик до пупа и шорты с высокой талией; смотрится супер. Мама разрешила оставить «Веспу» при условии, что я буду ездить только в шлеме и постепенно выплачу ей всю стоимость скутера; ну, я ведь работаю все-таки. Кстати, о работе: я собрала в студии черепки и сложила из них мозаику – специально для Уитни. Младших Дэниэлсов, с помощью видеоуроков и личного обаяния, выучила свингу. Мы устроили пикник прямо во дворе, напекли печенья в форме солнышек, пальмочек и мячиков, возвели песочный замок.

Джонаса я целую по четыре тыщи раз на дню, пользуюсь каждой секундой, когда его родные не смотрят. Цапаемся с ним по любому поводу. Ни в чем у нас нет согласия; абсолютно ни в чем. Взять медуз; по-моему, они прекрасны! Прозрачные; светятся под водой; танцуют, как балерины, в своих волнистых юбочках. А Джонас считает, лучше бы они все передохли. Или вот: я обожаю макароны с сырным соусом, причем именно полуфабрикат, потому что в полуфабрикате соус особенно клейкий. Джонас как узнал об этом – прямо побагровел весь и приготовил это блюдо сам, исключительно чтобы доказать, что полуфабрикат – по определению гадость. Ну и, конечно, я верю в инопланетян! Бьюсь об заклад: они на Земле уже побывали. Джонас только головой мотает.

Поздней ночью вытащила его на пляж, чтобы встретить рассвет. Но мы прилипли друг к другу, все сплелось в один клубок: язык к языку, плечи, ладони, вдохи и выдохи, и «да-да-да». Очнулась – а небо уже светлое. Ну и ладно. Мы с Джонасом – сами себе рассвет.

* * *

Доставили мое платье для вечеринки в патио. Я его прямо на стену на гвоздь повесила, потому что платье – произведение искусства. Через интернет я заказала пару белых крыльев, как у бабочки; с третьей попытки добилась нужного синего оттенка при смешении красок.

Утром открываю глаза под мамино фальшивое пение: «Поздравляю тебя, поздравляю, любя…» Я не спала, просто лежала в постели и мечтала. У мамы в руках аномально большой капкейк; высокая золоченая свечка мерцает в такт маминым шагам.

– Ну, птенчик, загадывай желание.

Сажусь в постели, задуваю свечу, загадываю. Мама пристраивается рядом, мы поглощаем капкейк, игнорируя крошки, что сыплются на пуховое одеяло. Затем раскрываю мамину глянцевую открытку. Оттуда выпадают подарочная карта моего любимого интернет-магазина товаров для творчества, а еще – бумажка с надписью «Сохраните этот купон».

– Подарок пока не доставили, Виви. Заберу его в субботу.

Улыбка у мамы самодовольная. Я заинтригована.

– Ой, чуть не забыла. Вот это тоже для тебя.

Мама вручает мне белый конверт. Мое имя написано от руки. Почерк настолько знакомый, что я его подделать могу. Обратный адрес: «Руби Оширо, Сиэтл, штат Вашингтон». Я едва дышу.

– На прошлой неделе она мне позвонила, спросила наш новый адрес, – поясняет мама.

Не хочу при ней вскрывать конверт – не представляю, что внутри.