Миг власти московского князя

Увидев Михаила, который, уже окунувшись с голо­вой в студеную воду, хватаясь за ломкую высокую тра­ву, пытается двигаться в том направлении, куда упал подстреленный им селезень, Андрей первым бросился на помощь другу. Он хорошо знал, что всего несколько шагов отделяют того от края ямы, которая неминуемо потянет его в холодную глубину, а стремительное тече­ние быстро унесет вдаль свою легкую добычу, как уже наверняка унесло оно и раненую птицу.

Впервые за свою жизнь оцепенев от ужаса, не в си­лах двинуться с места, Егор Тимофеевич, кажется, це­лую вечность стоял на берегу, понимая, что сейчас мо­жет произойти непоправимое.

На самом деле уже мгновение спустя и он вслед за своим сыном кинулся в студеную воду. На глазах гри­дей, со всех ног бросившихся к берегу, он несколькими огромными прыжками, поднимая тучу брызг, преодо­лел пространство, отделявшее его от детей, и молние­носно сгреб в охапку и княжича и сына. Тот еле–еле удерживался на ускользающем из‑под ног краю ковар­ной ямы, но сам крепко держал за свиту Михаила, ко­торый только благодаря другу не ушел с головой под воду.

Лишь когда Егор Тимофеевич и первый подоспев­ший к нему на помощь дружинник вынесли мальчиков на берег, все вздохнули с облегчением.

Однако радоваться было рано.

Если крепкий телом Андрей, из‑за беспокойного нрава уже не раз побывший в разных переделках, мог без последствий перенести очередное испытание, то для княжича, хоть и вполне теперь окрепшего, ку­пание в студеной осенней воде невесть чем могло обер­нуться.

Костер, к счастью, заполыхал очень быстро, но по­ка его разводили, детей раздели донага, обтерли чьи­ми‑то рубахами и надели на них чьи‑то свиты, потом, усадив обоих к огню и разыскав у кого‑то в калите не­початую сулею, напоили хмельным медом.

Только после этого обратили внимание на то, что и сам Егор Тимофеевич, все это время отдававший при­казания, успел в этой суматохе скинуть только вымок­шую свиту и теперь, блаженно глядя на спасенных де­тей, стоит у костра босой, в мокрой рубахе и мокрых портах. Его помощник, уже скинув с себя вымокшую одежду и разложив ее у костра, грелся рядом, то одним боком, то другим поворачивая к огню сильное молодое тело. Для них тоже нашлась сулейка с медом, и, от­хлебнув из нее по очереди, они переглянулись и нео­жиданно засмеялись. Их смех подхватили все.

Смеялись и княжич, и Андрей. Михаил, кажется, наконец‑то понял, что был на волосок от гибели, но по детской наивности не верил, что его жизнь так нелепо могла оборваться.

Княжич стал со смехом рассказывать, как сначала опешил, оказавшись в холодной воде, которая была го­раздо холоднее, чем он ожидал, упомянул и о том, как решил, что сможет удержаться за ломкий камыш, но только обрезал руки. Для достоверности он всем про­тягивал ладони с едва заметными темными линиями, и взрослые с неподдельным вниманием смотрели на дет­ские руки. Затем княжич стал рассказывать, как испу­гался, когда почувствовал, что почва под ногами куда‑то исчезла и его словно кто‑то потянул вниз, в черную без­дну. Однако хоть он пытался говорить со смехом, но хо­лодок испытанного ужаса пробежал по спине и у него са­мого, и у всех, кто был свидетелем случившегося.

— Я скажу отцу, и он отблагодарит тебя и Андрея за мое спасение — вдруг серьезно сказал княжич и тут же со смехом стал вспоминать, как почувствовал, что кто‑то схватил его за свиту, отчего ему стало трудно дышать.

«Пожалуй, благодарности не миновать, — подумал тем временем Егор Тимофеевич, — только какой? Под горячую руку попадешь, можно и в поруб[31] угодить, а то и головы лишиться».

Награды, правда, никакой не было, но и в опалу на­ставник княжеского сына не попал.

Он не стал ничего скрывать, а сразу же по возвра­щении в город рассказал обо всем Ярославу Всеволодо­вичу. Тот, зная о счастливом конце истории, все же для вида сурово отчитал Егора Тимофеевича за недо­гляд, но затем смягчился и вполне спокойно выслушал его, согласившись с тем, что Михаилу надо бы на­учиться держаться на воде. На том и порешили.

С опаской ждали окружающие, не расхворается ли княжич, что раньше бывало даже из‑за меньшей напа­сти, но он, к всеобщей радости, как и до купания в сту­деной воде, был бодр и весел.

Вскоре князь отправился в очередной поход, пообе­щав Михаилу, что в следующий раз обязательно возь­мет его с собой. Вместе с дружиной родной дом впервые покинул и Андрей, а Егор Тимофеевич, помня о своей ответственности, стал еще больше времени проводить с сыном Ярослава Всеволодовича.

Воевода усмехнулся при воспоминании о том, сколько сил пришлось потратить нетерпеливому княжичу, чтобы научиться бить без промаха зверя и пти­цу, но зато позже, возвращаясь с охоты, он мог похва­статься богатой добычей. Хотя занятие это, истинно мужское, ему почему‑то было не по нраву.