Читаем Миг власти московского князя полностью

— Думаешь, я того не понимаю? — откликнулся Михаил Ярославич. — Сил здесь столько потребно, сколько во всем моем княжестве не сыщется, да и у са­мого великого князя наверняка теперь на такое дело силенок не хватило бы.

— Это уж точно, — с готовностью подтвердил Ни­кита и, не удержавшись, спросил: — От кого оборо­няться‑то будем, княже?

— А что, разве не от кого? — с горячностью быстро ответил собеседник, почувствовав в вопросе какую–то насмешку. — Думаешь, если татары восвояси ушли, то уж больше не придут? А может быть, еще и дары нам пришлют из Орды? Пришлют! Уж точно, при­шлют! Только не злато–серебро, а стрелы быстрые да мечи острые. Сожрет племя бесчисленное все запасы, да награбленного и дани мало кому покажется, и дви­нутся снова тумены на нашу землю. А у нас что? Воро­та нараспашку! — Князь на мгновение широко рас­крыл объятья, а потом сжал кулаки и ударил ими друг о друга. Помолчав немного, он с горечью добавил: — Не верю я в замирение! Не верю.

— Я тоже не верю, — серьезно проговорил Никита.

— А кроме татар, разве нет у нас врагов? — словно не слыша сказанного, продолжил князь. — Только слабость нашу почуяли, сразу со всех сторон полезли. Литва разве про набеги забыла? Вон рыцарей брат уж как бил, а ведь и они никак не угомонятся. Им волю дай, они и к Владимиру придут. А ты спрашиваешь, от кого оборону держать!

— Прав, прав ты во всем, Михаил Ярославич! — поспешил вставить слово сотник и, пытаясь замять свою невольную вину, стал оправдываться: — Я ведь шутки ради про оборону‑то спросил, а ты… Разве ж я не понимаю, что без крепких стен городу не выстоять, а уж что врагов у нас без счета, так это, кажется, зна­ет любой малец, лишь от подола материнского ото­рвется.

— Так‑то лучше, но впредь по серьезному делу не скоморошничай, — примирительно кивнул князь и, стряхнув ладонью снег с черной конской гривы, сказал спокойно: — Все на сегодня, держим путь к палатам.


Дома князя ждало известие. Не успел он пересту­пить порог, как Макар сообщил, что в горнице его до­жидаются воевода с посадником, с которым пришел и какой‑то вятший.

— Что тут у вас стряслось? — спросил как можно бодрее князь, понимая, что по пустякам в неурочное время его беспокоить никто не стал бы. — Говорите, слушаю, — сказал он и, скинув корзно на руки следовавшему за ним Макару, растирая ладонями раскрас­невшееся на морозе лицо, пошел к столу.

— Пусть Василь Алексич говорит, — перехватив взгляд князя, обращенный к нему, произнес покашли­вая воевода, который вместе со всеми спешно поднялся с лавки, едва услышав за дверью голос Михаила Ярославича.

— Ну, так что тут стряслось? Не по пустякам же вы здесь совет собрали? — теряя терпение, спросил князь, уставившись на посадника, который от неожи­данно холодного приема немного оробел.

— Может, для кого и пустяк, а для нас — дело се­рьезное, — проговорил Василий Алексич, стараясь ни­чем не выдать обиды, вызванной словами князя, кото­рые показались ему несправедливыми. — На людей на­ших, что хлеб в Москву везли, ватага бродней напала. Из всего обоза только одни сани и ушли. И что еще важно: ироды, почитай, у самого Кучкова поля напа­ли‑то. Страх совсем потеряли, уж не по лесам озоруют, а того и гляди, в посаде объявятся!

— Да, это дело важное, — проговорил, успокаива­ясь, князь. Он еще плохо представлял себе, где нахо­дится это самое Кучково поле, о котором вел речь по­садник, однако сообразил, что оно где‑то совсем неда­леко, и, не желая выдать своего незнания, спросил заинтересованно: — А где же теперь бродни? Может, впрямь уже по посаду гуляют?

Воевода и посадник переглянулись. Со времени прибытия в Москву князь еще ни разу не говорил так со своими приближенными. Оба они почувствовали в вопросе не только насмешку, но и какую‑то скрытую угрозу и теперь, потупив головы, молчали.

Прервал напряженную тишину Мефодий Демидыч, который стоял у стены, закрытый от сурового княжеского взгляда широкой спиной воеводы, и ока­зался невольным свидетелем неприятного разговора. Он проклинал себя за то, что поддался на уговоры Ва­силия Алексича и пришел к князю, которому предсто­яло выслушать такое неприятное известие. Однако и отказаться от приглашения посадника он не мог — ведь сам прибежал к нему, как только узнал о случив­шемся, потом они вместе обсуждали, что делать. Те­перь, услышав вопрос князя и думая, что знает ответ на него, Мефодий решился обратиться к Михаилу Ярославичу.

— Дозволь, князь, слово молвить, — сказал он каким‑то чужим, сиплым голосом.

— Это кто там? — спросил князь, вглядываясь в человека, стоящего в тени.

— Я это, Михаил Ярославич, Мефодий, Демидов сын. Прости, коли что не так. Виноват, — проговорил купец, и поскольку князь его не прервал, он кашлянул в кулак, пытаясь избавиться от сухости в горле, и по­спешил продолжить свою сбивчивую речь: — Ушли та­ти, но недалече, еще можно их нагнать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рюриковичи

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза