Миг жизни

Собственно, Кучерганов был, пожалуй, не просто слесарь, а мастер на все руки, ас, который мог работать на любом станке — от токарного и координатно-расточного до фрезерного и строгального, был отличным сварщиком, жестянщиком, медником, вальцовщиком, лекальщиком. И каким еще другим слесарем он только не был!

Но был от природы и отменным конструктором. Отлично чертил, обладая богатым пространственным воображением. Словом, ясная голова!

Придуманные и сработанные им приспособления и устройства с успехом использовали на многих атомных электростанциях. И не диво, конечно, что директор АЭС Щепетильников, человек строгий и даже суровый, души в нем не чаял, выделил Кучерганову на АЭС большую рабочую комнату-мастерскую, которую оснастил самыми разнообразными станками, сварочными агрегатами разных типов и богатейшим набором слесарного и прочего инструмента.

И никто слова против этого не сказал. Кучерганов же оправдал доверие, оплатил его высококвалифицированной работой слесаря-универсала, без умных рук и таланта которого даже современная атомная электростанция обойтись никак не может.

И вот теперь Кучерганов мысленно прощался со своей мастерской, хотя работал по-прежнему все так же интенсивно и качественно.

Однако в облике его товарищи заметили некоторую перемену. Обычно всегда по-деловому собранный, энергичный, весь в деле, он сейчас стал задумчив, как бы потух. В живых серых глазах его появилась тень озабоченности и печали.

Тяжкая внутренняя работа по отчуждению души от любимого дела давалась нелегко…

Даже Щепетильников, человек очень занятой и углубленный в раздумья, заметил как-то, проходя мимо, перемену в Кучерганове, быстро и пытливо «прощупал» слесаря своими цепкими черными глазками, ничего не сказал, но мысленно пометил себе, что «Васю надо вызвать и поговорить по душам».

И все же, сколь убедительно ни уговаривал сам себя Кучерганов, оправдать до конца принятое решение все-таки не мог.

Все ему казалось, что, отстранившись от работы, от привычного круга забот и дел, он окажется в пустоте. От мысли этой становилось страшно.

В такие минуты он порою воображал себя стоящим на краю высокого крутого обрыва. Неосторожный шаг — и он уже летит в пропасть… И летящим в пропасть себя представлял. Это было как сон. То ему казалось, что впереди смерть. То вдруг являлась надежда, что у пропасти тоже есть дно. И что, мягко достигнув его, он вновь окажется на земле. А там уж умелым рукам и думающей голове дело найдется…

Но мысленно он вновь и вновь все чаще возвращался к детям. Они самое главное, что есть у него. И он хочет, он должен их вырастить. Это беспокойное чувство овладело им и стало стержневым в душе.

И, словно пытаясь лишний раз подчеркнуть для себя правильность своего решения, Кучерганов подошел к окну, задрал лавсановую куртку и потрогал рукой операционный шов, пересекший мускулистый живот от ложечки до пупка.

Шов был твердый, горячий на ощупь, голубоватого цвета. Пальцы ощущали его чуть выступающий плотный валик.

«Будто усиление сварного шва», — с усмешкой подумал Кучерганов и надавил на уплотнение ногтем.

Боль была поверхностной, очень тонкой и острой.

Кучерганов никому не говорил об операции, которая прошла еще в Сибири. Больше того — стеснялся своей слабости, то есть болезни. И о смерти возможной думал с чувством стыда. Ведь смерть — это слабость. Самая большая и непоправимая слабость человека…

Дома он иногда с горестным чувством говорил жене:

— Слабый у меня живот, Раюха… Обидно…

— Да какой же он у тебя слабый! — горячо восклицала она. — Глядь, сколько дел переворотил! Один за десятерых работаешь. На все руки мастер. Другие жизнью за это расплачиваются, а ты…

Словом, болезнь свою Кучерганов не любил и старался, чтобы другие не знали о его недуге. А на медкомиссиях, которые регулярно проводились раз в год, старался не ходить, а уж если заставляли, на вопросы об операции отвечал неохотно и даже пытался что-то придумать насчет какой-то там травмы…

Кое-кто из товарищей, может, и знал о его болезни, да, наверное, забыл. Дело все же давнее, и кому это надо носить в голове такое…

А в представлении большинства, и директора Щепетильникова в том числе, Василий Кучерганов был человек здоровый и донельзя нужный.

Атомная электростанция в это время хотя и работала, производя электроэнергию, но во всех службах полным ходом шла уже подготовка к планово-предупредительному ремонту.

Была, кстати, неполадка и в самом реакторе, которую собирались устранить в этот же период.

Кучерганов тоже усиленно готовился к предстоящим делам. Он придумал и изготовил специальное приспособление, или, как он говорил, приспособу, с помощью которой собирался устранить неполадку.

Сам же себе Кучерганов сказал, что это его последнее участие в ремонтных работах и после их завершения он покинет электростанцию.

Неполадка в атомном реакторе, которую предстояло устранить, была особая, характерная для кипящих ядерных активных зон.