Миг жизни

А Кучерганов торопился. Да, он хотел, чтобы все было по чести, чтобы душа не болела от мысли, что он ушел, не отблагодарив как следует хорошего человека. Да и ход событий, само дело требовали того же.

Он все вымерял, перепроверял замеры и, наконец, вычертил окончательный эскиз и согласовал его с главным инженером АЭС, которому идея Кучерганова очень понравилась.

Получив «добро», он сделал разметку, вырезал из полуторамиллиметрового нержавеющего листа заготовки и аргонодуговой сваркой сварил аккуратную клинообразную люльку с жестокими крюками-зацепами с одной стороны и выносной плоской консолью-бруствером с другой.

Люлька получилась изящной, легкой и красивой, как и все, что выходило из-под его рук. Переносить ее можно было вдвоем, не используя грузоподъемные механизмы.

Тонкий нержавеющий лист обеспечивал достаточную прочность и легкость, а оребрение уголком — хорошую жесткость.

Крюки предназначались для зацепа за шпильки корпуса реактора, а бруствер — для более удобной опоры человеческому телу.

Когда все было готово, главный инженер утвердил программу, и Кучерганов вышел на работу в ночное время вместе со слесарем-напарником. Предупредил начальника смены атомной электростанции, оформившего допуск, что попытается «ликвидировать» изуродованный взрывом привод, просил не мешать и сказал, что страхующим будет подручный.

Напарником Кучерганова был молодой худощавый белобрысый парень по фамилии Кремень.

Кремень от природы был очень молчалив, слова лишнего не молвит. В центральном зале все его звали просто Тихий. Кличка здорово приросла к нему. Тихий да Тихий…

Но работал паренек хватко, умело и справно. Кучерганов его уважал и любил. Кличек и прозвищ всяких вообще не признавал. Людей в возрасте звал по имени-отчеству. Молодых — по имени.

— Ну, Вова, — сказал Кучерганов, когда они спустились в шахту и подтянули люльку и кабель с электрострогачом вплотную к атомному реактору, — сейчас поставим эту «лодочку» на место, я нырну в нее, ты подашь мне строгач и будешь на страховке.

Кремень утвердительно кивнул. Легкая смущенная улыбка чуть коснулась его плоского, ровно розового лица.

В следующее мгновение он весь уже был внимание и готовность.

Они взяли люльку, завели ее в горизонтальном положении в проем между крышкой и корпусом реактора, зацепили крюками за шпильки и осторожно опустили в воду.

Из разъема на них пахнуло кисловатым запахом влажного коррозированного металла.

Люлька имела плавучесть и в наклонном положении покачивалась как поплавок.

Кучерганов обвязался вокруг пояса веревкой, конец ее отдал Кремню и сказал:

— Я ныряю в эту лодочку. Вот тебе мой фонарь. Когда я влезу и устроюсь, подашь мне строгач. Веревку со слабиной обмотай вокруг шпильки и… — Кучерганов улыбнулся, — в случае чего будешь вытаскивать. По моей команде включи фонарь и как следует освети покуроченную штангу привода. Понял?

Кремень утвердительно кивнул.

Кучерганов осторожно, ногами вперед и лицом к реактору, пролез в люльку. Она опустилась под тяжестью его тела, на полтора метра приблизила его к атомной активной зоне и заняла вертикальное положение, упершись задней стенкой в стенку корпуса реактора.

«Ногам достанется», — подумал Кучерганов, зная, что радиация квадратично возрастает с уменьшением расстояния, но торопился медленно, стараясь не допустить какой-нибудь оплошности.

От уровня радиоактивной воды, которая слегка парила, до верхнего среза борта люльки было сантиметров тридцать.

«Сойдет», — подумал Кучерганов и глянул вниз, туда, где была атомная активная зона.

Пахло влажной теплой духотой от парящей воды и от сырой активной поверхности нижней части полусферы верхнего блока.

По сути дела, Кучерганов оказался внутри ядерного реактора, который всего лишь два дня назад работал на полной мощности. Совсем рядом, рукой достать, — внутренняя поверхность крышки с темно-коричневым слоем радиоактивной коррозии, похожим на ржавчину. От нее исходит интенсивное бетта-излучение, да и наведенные гамма-лучи тоже хорошо светят.

Внизу, под семиметровым слоем воды, атомная зона с активностью ядерного взрыва, которая, правда, в основном поглощалась слоем воды.

Прямо перед ним — штанга привода, тоже с большой наведенной активностью.

Там, где поверхность воды была притемнена тенью крышки, проглядывались шестигранные ячейки активной зоны, сияющие голубоватым свечением Черенкова.

Кучерганов хорошо знал, что особенно красиво это зрелище ночью, когда в центральном зале погашены огни, а заглушенный реактор вскрыт и заполнен водой.

Кажется тогда, что перед тобою кусок звездного неба с пылающими голубым огнем шестигранными ячейками строго организованной галактики. Странное чувство охватывает тогда душу. Кажется, что ты в космосе. И до звезды — рукой подать. Семь метров до звезды!

— Быстро! — крикнул Кучерганов и, натянув приспущенный на подбородок респиратор, взял поданный Кремнем строгач.

Затем приладился, вытянулся вперед на бруствер люльки, которая чуть прогнулась передней стенкой под тяжестью его тела.