Миг жизни

Сапаров часто кивал головой и что-то быстро строчил в блокноте. Министр мельком глянул в его сторону. Конечно, виновен и Сапаров, но разве он один? Если смотреть в глубину проблемы, если охватить ее всю мысленным взором, то… Кто-кто, а министр четко сознавал, что масштабы надвигающейся неумолимо атомной эпохи всеохватны. Понимал он это давно, но все же ему казалось, что кривая роста будет более плавной. И не только ему так казалось. Он подумал, что тон выступления заместителя выдержан несколько не в том ключе, как хотелось бы, и ощутил, как волной накатило раздражение, которое теперь, он знал это хорошо, будет держать в плену до конца коллегии.

— Сидор Иванович! — Башмачников распалился. — Считаю жизненно необходимым: первое — отдельное заседание коллегии посвятить рассмотрению положения дел с проектированием атомных электростанций в проектном институте, второе — срочно предоставить Козису или Сапарову квартиру на стройке — пусть один или второй безвыездно находится на переднем крае строительства! — Башмачников перевел дух и вытер платком лоб. — А то, понимаешь, как ни позвоню в институт — стереотипный ответ: «Сапаров в загранкомандировке». Как это понимать, товарищ Сапаров? Руководимый вами институт срывает пуск станции — хватит шляться по заграницам! Мы русские, советские люди и обязаны все свои силы отдавать Родине! Прохлаждаться на пенсии будем…

Министр постучал кончиком карандаша по столу:

— Сапаров!

— Я все записал, Сидор Иванович, замечания учту, — пробубнил Сапаров с места.

Министру показалось, что его заместитель в ведомственном запале несколько перебрал: как-никак на институт свалилась огромная, на пределе сил, задача.

— Сидор Иванович, — продолжил Башмачников, но министр жестом руки остановил его:

— Теодор Васильевич, назовите реальный срок ввода энергоблока. — И уточнил: — Это вопрос ко всем.

— Сидор Иванович… — Башмачников запнулся и посмотрел в окно. — Я должен сказать, что эта станция, по меткому выражению министра Мехмаша, — «вещь в себе». На каждом этапе строительства открываются новые, не предусмотренные ранее объемы строймонтажа. Впрочем, и Приморская АЭС была пущена на полтора года позднее намеченного срока.

Это было уже слишком, уже как бы оправдывало срыв пуска Курсайской станции. Министр сердито пристукнул по столу ладонью.

— Я спрашиваю ваш срок, Теодор Васильевич! — Министр сделал ударение на слове «ваш». — В какое положение вы поставили меня перед правительством и ЦК? Вы отдаете себе отчет в этом?

— Сидор Иванович, в мае месяце блок будет введен.

— Союзэнерго, Артуньянц! Вы проводили анализ? Когда, по вашему мнению, может быть введен блок?

Артуньянц вскочил, вытянулся в струнку:

— Сидор Иванович! Теодор Васильевич назвал трудный, но реальный срок. Физический пуск реактора в мае мы проведем.

— А энергопуск?

Артуньянц по опыту знал, что именно после физического пуска, который торопятся провести для галочки, начинаются настоящие наладочные работы, доводка блока, и занимают они по времени минимум три месяца. Однако назвать сентябрь он просто не решился.

— В июле, Сидор Иванович.

Министр помрачнел и с какой-то затаенной тоской сказал:

— Артуньянц, вы знаете, что я надеялся на вас, верил вашим оценкам, вашим срокам, вашим предсказаниям, черт возьми! В нашем министерстве классических электростанций вы единственный представляли достаточно компетентное направление в атомных делах. Но ваши прогнозы лопнули. Вы потеряли мое доверие, Артуньянц!

Сапарову не стало легче, что на сей раз министр разносил его коллегу. Сапаров сидел как на иголках. Его лихорадило. Почему и с чьей подачи их институту поручили атомное проектирование? Поручил министр. Сапаров вспомнил даже, что в свое время не особенно и сопротивлялся этому. Чего греха таить, манили кое-какие лавры. Да ведь, строго говоря, он и тогда не хотел. Разумеется, у них мощный коллектив проектировщиков-строителей, так ведь эта электростанция — «вещь в себе», никто не видит конечных объемов. Если Сидор Иванович сейчас спросит, то он, Сапаров, будет молчать. Да, он профан, и ему не стыдно открыто сказать об этом. Железобетонная плотина — не атомный реактор, это же так понятно, так наглядно! Вот послать бы сюда Козиса, пусть бы отдувался. Но ведь надо, надо же когда-нибудь разрубить этот чертов узел! Сапаров теперь со всей определенностью понимал, что все несчастья жизни происходят оттого, что люди берутся не за свое дело. Слишком поздно он повернулся лицом к атомщикам, даже в своем институте принимал их как нечто временное. Два года назад было бы в самый раз. Но что же сказать министру? И тут его осенило. По опыту он знал, что в таких случаях хорошо помогает «фигура прикрытия». Надо во всем признать свою вину и тут же, немедля, выдвинуть позитивное предложение. Батюшки! Техпроект второй очереди! Здесь он может сказать кое-что. И он почувствовал вдруг под собою всю поверхность удобного стула, с которого начал было валиться, и поудобней уселся.

— Сапаров! — обратился к нему министр. — Когда кончатся безобразия с атомным проектированием?