Миг жизни

Сапаров сидел, словно ожидая повторного приглашения, одновременно якобы с усилием постигая глубокий смысл вопроса. Потом с запозданием вскочил, что вызвало улыбки и внесло некоторую разрядку в напряженную ситуацию. Заговорил быстро, часто опуская глаза к блокноту:

— Я понимаю, Сидор Иванович, мы все признаём, мы все учтем. Здесь верно сказали, станция «вещь в себе».

«Ну, понес! — отметил он в душе. — Какая-то чепуха с языка летит».

Министр раздраженно перебил:

— Что вы заладили — «вещь в себе», «вещь в себе»! Все дело в нас! В нашей плохой организованности и в недостаточном чувстве ответственности. Продолжайте.

— Мы признаём все наши ошибки, но, Сидор Иванович, мы и просим помочь нам. Я должен со всей ответственностью сказать, что мы постараемся оправдать возложенное на нас доверие. И мы это докажем в своем новом проекте… — И снова где-то в глубине мелькнуло: «Ах и не вовремя же затеял я эту экспертизу!» — Мы учтем все замечания строителей и монтажников, сократим объемы строймонтажа и улучшим компоновки.

— Когда вы представите проект на экспертизу министерства?

Сапаров повеселел. Маневр удался. Глаза его заблестели.

— Сидор Иванович! Через семь — десять дней представим.

— Артуньянц, вы смотрели проект?

— Нет еще, Сидор Иванович. Обязательно посмотрим.

Коллегия продолжала свою работу.

6

В коридорах института только и разговору было что о коллегии. Вроде бы Сапаров вернулся с коллегии здорово взбодренный. Так оно и оказалось. Когда он вызвал меня к себе, я увидел, что он пребывает в приподнятом настроении: быстро ходил взад и вперед по кабинету.

— Ну, как у вас дела, Юрий Иванович? — спросил Сапаров, и тут я впервые по-настоящему увидел его глаза — водянисто-голубые, отразившие свет окна и горящие нетерпением.

— Экспертное заключение готово.

— Уже?! Не слишком ли быстро? — Он продолжал ходить по кабинету, сунув руки в карманы и сильно сгорбившись.

— Срок определил Козис, — сказал я, став спиной к столу заседаний, чтобы держать Сапарова в поле зрения.

— Хорошо. Я вас позвал, чтобы сказать, что проект надо выпускать. Я дал слово министру.

— Надо, конечно.

— Почему какая-то уклончивость?

— Проект неважнецкий.

Сапаров остановился подле меня и, сильно жестикулируя и глядя мне через плечо, быстро заговорил:

— Это ничего, это мы знаем. Вначале все плохо. И гидростанции плохи были поначалу, а теперь и вовсе не плохи.

Он порозовел, и я чувствовал, что ему явно неудобно, что он далеко зашел со мной, и еще я чувствовал, что в путаной, запальчивой речи его было злое нетерпение. И вместе с тем я внимательно слушал, пытаясь уяснить, в чем же тут дело. Отрабатывает задний ход? Накрутили хвоста на коллегии? Ну и что? Там разбирали Курсайскую АЭС, срыв пуска. При чем тут техпроект вторых очередей?

А он продолжал:

— Ну хорошо. Что там не так? — Его глаза встретились с моими. Сквозь прищур отмеченных чернью век они слегка улыбались, и в них читалось смущение соучастника, — Так что же там не так?

Я смотрел ему прямо в глаза, пытался удержать их и хотя бы частично понять то, что скрывалось в их глубине.

— Многое не так. Например, взрывоопасное устройство локализации предельной аварии, — я сделал паузу. — Бомба, понимаете, скомпонована под ядерным реактором.

Сапаров посуровел.

— Это вы серьезно? — и опустил глаза.

— Вполне.

Я увидел, как с лица его сошел свет оживления, он сник и стал вдруг похож на человека, которого измучила зубная боль. Он прошел к столу и сел.

— Вы проговорили все это с Козисом?

— Буду еще. Сегодня в семнадцать.

— Я доверяю вам и прошу сделать все, чтобы проект вышел. В лучшем виде. Я обещал министру.

— Хорошо. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы улучшить проект.

— Я верю в ваш опыт и добрую волю! — крикнул он мне вдогонку.

7

«Все будет так, как вы просили, товарищ Сапаров. Мы желаем одного и того же — проект должен быть хорошим. И, несмотря на всю нелюбовь к «динозавру», я уже кое-что сделал для этого».

Так думал я, поднимаясь к Козису. Меня догнал главный инженер проекта Марков. Скороговоркой выпалил:

— Юрий Иванович! Юрий Иванович! Ходят слухи: вы разгромили проект в пух и прах.

— Придется доработать, — сказал я нехотя.

— Доработать или переработать?

— Простите, переработать.

— Но это же невозможно! — вскричал Марков. Его розовые черепашьи веки часто моргали, изумленные глаза просветленно смотрели на меня.

— Почему? — спросил я. Мне отчего-то вдруг стало смешно.

— Вышли все сроки. Завтра рассмотрение на научно-техническом совете министерства.

— Научно-технический совет и предложит переработку.

— Но это погром! Разбой! — Мясистое лицо его побурело.

— Ну, знаете!

Мы остановились, в упор глядя друг на друга. Глаза Маркова метали маленькие молнии.

Я повернулся и пошел. Он засеменил следом.

— Ну хорошо, ну хорошо! — вдруг сник он. — Где ваше заключение? Но боже мой! Я ведь уже раззвонил в Госстрой, афишировал наш проект, подготовил его утверждение. Пятьсот три миллиона против пятисот восьмидесяти мехмашевских.

— Дутые миллионы!

— Это диверсия, Юрий Иванович! Вы к Козису? Я с вами. Это невозможно! Проект должен увидеть свет!

Я не выдержал, остановился: