— Я вас также, и то, что я не знаю вас, а вы меня, доказывает, что вы честный человек. Можете идти.
По слухам, дон Флорестан воспитывался в приюте, а свой жизненный путь начал подручным каменщика; потом он стал десятником, затем предпринимателем. Во время революции 68-го года{302}
проявил смелость и отвагу, позже примкнул к федералистам{303}, принимал участие в заговоре против генерала Прима{304} и был арестован. В дни этого знаменитого политического убийства он, видимо, и добыл первые деньги, положившие начало его капиталу. Дон Флорестан долго жил на Кубе и в Мексике, где успешно занимался разными делами. Рассказывать о своей жизни в тех краях он не любил, и о его американских операциях никто не знал. О нем вообще мало что знали. Друзей у него, по-видимому, тоже не было. Говорили, что однажды дон Флорестан был объявлен банкротом, но через несколько лет уплатил долги, был вновь допущен на биржу и занялся банковскими операциями. Уверяли, что он покровительствовал знаменитому Мариано Конде, когда тот сидел в тюрьме, и что прославленный авантюрист даже обязан ему жизнью.Любители романтических выдумок пустили слух, что ростовщик вовсе не дон Флорестан дель Рай, а некто другой, занявший место настоящего дона Флорестана, когда тот умер или был убит.
Дон Флорестан иногда выезжал на прогулку в экипаже с немолодой крашеной блондинкой — по всей видимости, своей женой.
Банкирская контора дона Флорестана помещалась в первом этаже дома на улице Баркильо. Кабинет его, судя по рассказам тех, кто там бывал, выглядел весьма любопытно. Дона Флорестана посещали биржевые маклеры, различные посредники, торговцы драгоценностями, антиквары, старьевщики, предприниматели. Ходили также слухи, что дон Флорестан был владельцем ломбарда на улице Крус, где принимали в залог ценные бумаги и драгоценности. Однако сам он никогда не признавался, что он хозяин этого заведения, хотя и был им. Старик жил в конце улицы Алькала, близ Пласа-де-Торос, арены для боя быков, застройка этого района тогда еще не начиналась. Уединенный особняк ростовщика представлял собою большое, старое, довольно ветхое строение с облупившимся фасадом, окруженное столь же старым садом с кряжистыми деревьями, которые, должно быть, помнили еще времена Эспартеро и Нарваэса.
Всегда строгий и серьезный, дон Флорестан дель Рай время от времени появлялся на обычной и на черной бирже и сам с большим спокойствием и хладнокровием руководил биржевыми операциями. В любой час дня дон Флорестан был одет в неизменный узкий сюртук, цилиндр и брюки со штрипками; ходил он с суковатой тростью светлого дерева и в очень маленьких тесных ботинках. Эта обувь, вероятно, причиняла ему ужасную боль при ходьбе, но он, без сомнения, считал ее обязательной принадлежностью мужского туалета, признаком изящества и элегантности.
Вечерами дон Флорестан часто выезжал на бульвар Ла-Кастельяна, самолично управляя высоким mail-coach[71]
, запряженным четверкой лошадей; рядом с ним, скрестив руки на груди, восседал лакей в цилиндре с кокардой и в ливрее с галунами и широкими отворотами. Иногда с доном Флорестаном ездила и крашеная блондинка. В таких случаях лакей в своем цилиндре и ливрее с широкими лацканами, все так же величественно скрестив руки, неподвижно сидел сзади.Иной раз, по утрам, дон Флорестан появлялся в коляске, управляя резвой белой лошадкой, летевшей с головокружительной быстротой. Вторая такая же коляска принадлежала смуглой изящной сеньорите с ослепительно-белыми зубками, дочери герцога, которую звали донья Соль. Донья Соль и дон Флорестан встречались на Ла-Кастельяна или на Реколетос — она улыбающаяся, полная надежд, только начинающая жить; он мрачный, морщинистый, приближающийся к концу своего пути, отмеченного таинственностью и темными делами.
LVIII
Дон Флорестан, бывший весьма экзотической и живописной фигурой, известной лишь немногим мадридцам, неожиданно стал притчей во языцех и на несколько дней привлек к себе всеобщее внимание. Однажды ночью его нашли мертвым, с пробитой головой, у стены ипподрома на дороге, ведущей в Маудес и Чамартин. Газеты долго писали об этом происшествии.
По словам лакея с широкими лацканами, обычно сопровождавшего дона Флорестана, его хозяин вышел из дома после ужина, около половины одиннадцатого. Он приказал конюху запрячь белую лошадку в коляску, отправился на Реколетос и Ла-Кастельяну и несколько раз проехался там взад и вперед. Примерно в половине первого или без четверти час он остановился у памятника Изабелле Католической{305}
на площади перед ипподромом, отдал вожжи лакею и сошел с козел.— Я сейчас вернусь, — сказал он.
— Мне подождать здесь или покататься вокруг? — спросил лакей.
— Как хочешь. Я скоро буду.