Микаэл Налбандян

Хотя лондонские пропагандисты лишь недавно перебрались в этот более удобный и просторный дом, Орсет-хауз в короткое время также стал местом паломничества для изгнанников-эмигрантов, охваченной революционными порывами молодежи и просто друзей и почитателей Александра Герцена.

В Орсет-хаузе Микаэла встретили тепло, как старого друга. Очень быстро выросло и число его новых знакомых. И уже в первые же дни своего пребывания в Лондоне Микаэл стал активно сотрудничать с ними.

Возможность развернуть на Кавказе и в Западной Армении освободительную борьбу, вполне реальные предпосылки для которой создали организованные в Константинополе тайные общества, безусловно, заинтересовала обитателей Орсет-хауза. Армения и армяне могли сыграть немалую роль в свержении царизма в России и уничтожении тиранического режима в Османской империи.

…Среди многих русских, посещавших Александра Герцена, особенно выделялся Николай Серно-Соловьевич, сразу же завоевавший симпатии хозяина Орсет-хауза. Несмотря на свою молодость, а Серно-Соловьевичу было тогда всего двадцать пять лет, это был очень умный и образованный человек, интересующийся всеми серьезными проблемами своего времени.

После окончания Александровского лицея Серно-Соловьевич поступил на службу в государственную канцелярию, в отдел государственного секретаря. А поскольку именно этот отдел занимался крестьянским вопросом, то он «изнутри» знал обо всех подробностях подготовки знаменитой реформы.

И, «изнутри» же увидев, как всячески препятствовали отмене крепостного права Орлов, Адлерберг, Панин и Муравьев, впоследствии прозванный Вешателем, пережил глубокое разочарование. Но потом решил, что если все дело в противодействии высокопоставленных чиновников и царь не ведает обо всем этом, то кто-то должен решиться открыть ему глаза.

Но где можно было найти такого человека? После долгих раздумий двадцатичетырехлетний юноша решил, что именно ему суждено стать этим человеком, который «откроет царю глаза». Просидев до поздней ночи, он составил объемистое письмо, тщательно переписал его и сам же на следующее утро повез в Царское Село.

По воле случая он оказался в одном поезде и даже в одном вагоне с шефом жандармов князем Долгоруковым. Не теряя хладнокровия, Серно-Соловьевич обратился и нему с вопросом, как можно увидеть царя, чтобы лично передать ему докладную записку относительно крестьянского вопроса. Трудно представить искреннее удивление князя, услышавшего такой вопрос. Шеф жандармов любезно объяснил молодому человеку, что царь его просто не примет, но сам он может оказать молодому человеку услугу и передать письмо по назначению.

Серно-Соловьевич, разумеется, не доверил письмо шефу жандармов. Ранним утром ему удалось проникнуть в парк, где около восьми обычно прогуливался царь.

Очевидец рассказывает:

«Когда он увидел государя с каким-то из его сыновей, он пошел за ним и слышал, как маленький великий князь говорит государю:

— Он идет за нами.

Государь продолжал идти молча.

— Он идет за нами, — повторил мальчик.

Государь вдруг обернулся и строго сказал:

— Что вам угодно?

— Хочу подать вашему величеству записку, — отвечал Серно-Цоловьевич, протягивая письмо.

— Для этого есть канцелярия, — сказал император и, повернувшись, пошел. Серно-Соловьевич за ним.

— Он опять идет за нами, — проговорил маленький великий князь.

Государь обернулся.

— Что вам надо? — крикнул он.

— Хочу подать записку вашему величеству в руки.

— Как ваша фамилия?

— Серно-Соловьевич, ваше величество.

— Отдайте записку дежурному, и я вам даю слово, что, вернувшись с прогулки, прочту ее.

Серно-Соловьевич поклонился и ушел.

…На другой день приехал к его матери брат ее, занимавший довольно высокий пост, и объявил ей, что сын ее Николай сошел с ума, что он будет, вероятно, посажен в сумасшедший дом за дерзость, с которой он ворвался в парк и подал государю какую-то глупую записку. Мать с отчаяния занемогла. Прошло несколько дней в томительном ожидании. Наконец пришло предписание Николаю Серно-Соловьевичу явиться к князю Орлову… Он поехал. Князь Орлов вышел к нему и громко сказал: «Мальчишка, знаешь ли, что сделал бы с тобой покойный государь Николай Павлович, если б ты осмелился подать ему записку? Он упрятал бы тебя туда, где не нашли бы и костей твоих…» Затем, помолчав, он добавил: «А государь Александр Николаевич так добр, что приказал тебя поцеловать. Целуй меня…»

…Немного времени потребовалось Николаю Серно-Соловьевичу, чтобы убедиться, что ни царь, ни шеф жандармов не забыли его дерзость. Дерзость не в том, что он передал письмо, а в том, что он осмелился написать такое письмо!..