А «то время» — это время, когда сметались старые порядки, старые понятия, старые формы жизни. И в движении этом приняли участие почти все, кто начал думать. А мыслящая молодежь не только пересматривала прошлое России, но и с той же безжалостностью обсуждала прошлое и настоящее Европы… Русская молодежь, сразу же примкнув к «крайне левой стороне», пошла еще дальше и, как утверждает Очевидец, «никто не хотел верить, что это далекое не могло быть начато теперь же».
Именно в эти времена расцвета передовой мысли и неустойчивого равновесия и появился Василий Кельсиев в Орсет-хаузе.
«Я приехал в Лондон в мае 1859 г. Поводом к этому была болезнь моей жены, побудившая меня взять отпуск на шесть месяцев от Российско-Американской компании, в колонии которой я ехал старшим помощником бухгалтера. Жена моя захворала в Плимуте сильным кровотечением после родов; доктора советовали ей ехать летом в Германию, а для этого нужно было достать паспорт, так как, кроме отпуска, у меня не было других документов. Это обстоятельство и понудило ехать в Лондон… Я приехал в Лондон с больною семьей и должен был остаться там на целое лето, так как паспорт не приходил из Петербурга. Настала осень, ребенок хирел и хирел, а между тем срок отпуску выходил… Я подал прошение об отпуске еще на полгода. Компания предложила мне или немедленно ехать, или подать в отставку…
Причины, побудившие меня пойти в генеральное русское консульство в Лондоне заявить, что я отказываюсь от своей карьеры, что порываю с отечеством, с родными, с близкими, заключалась в общем тогдашнем настроении русской молодежи. Герцен и Огарев долго и упорно уговаривали меня отказаться от моего намерения, но дух времени сильнее здравого смысла; я остался в Лондоне против их желания, без определенной цели, без выясненной задачи…»
«…Без определенной цели, без выясненной задачи…» Такое тогда вовсе не было редкостью. Многие стремились в далекую Аляску. Ехали выучиться чему-нибудь, что-то сделать, создать для себя какие-то иные, более удовлетворяющие их условия жизни. Что поделать, это тоже был своеобразный выход, но только для тех, кто восставал лишь против своей материальной неустроенности и нищеты, и которые, может, и мечтали о свободе, но, как назло, и сами не могли понять, чего же они хотят…
Годы спустя Василий Кельсиев расскажет о своем знакомстве с Налбандяном:
«Я его встретил у Трюбнера, куда он зашел, чтобы отыскать русских. Мне любопытно было потолковать с армянином об их делах, а ему хотелось душу отвести с русским и найти переводчика для его сношений в Сити. Мы провели целый день вместе, побывали в нескольких конторах, с которыми он хотел войти в сделку по торговле шелком, и я сильно ему понравился за свое сочувствие к восстановлению в Турции армянской государственности от Арарата до Средиземного моря. В этот день и в те две недели, что он был в Лондоне, я не раз высказывал ему желание побывать в Азии, пожалел, что у меня нет паспорта, а он, как все его земляки, хвастался влиянием армян на дело мира сего, уверял меня в их всемогуществе и обещал мне достать через них паспорт».