Микаэл Налбандян

Михаил Бакунин — Микаэлу Налбандяну.

18 мая 1862 г.

«Спасибо вам за фотографию. Я взял себе две: одну сидячую, другую стоячую… Вот как вас люблю, что даже молодого Герцена обидел. Вы бы порадовались, если бы видели, с какой радостью и Герцен и Огарев приняли от меня ваши портреты».

И вновь — письма, письма, письма…

«Все, что знаю о вас, заставляет меня надеяться, что мысли наши одинаковы и что вы признаете полезным соединиться с нами. Я предлагаю вам воспользоваться этим случаем… Гроза близка, и когда она разразится, поздно будет думать о приготовлениях. Тогда мы должны будем действовать, но чтобы действовать, мы должны знать, куда, с кем и с какими силами».

«Дорога открыта… Вам, я думаю, предлагают заняться распространением книг в Москве… Ради всего на свете, не берите этого на себя, найдите им кого-нибудь другого. Ваше дело так важно и вы так необходимы и незаменимы, что должны не впутываться в посторонние дела».

И шифры:

Зашифрованное имя Микаэла Налбандяна —

Петр Цуриков, Бакунин — Брыкалов,

Тургенев — Ларион Андреевич,

Герцен — барон Тзенгаузен,

Огарев — Костров,

Маркиз де Траверсе — Граф,

Ворон — Вандерман,

Кельсиев — Рудаков.

И еще шифры:

Правительство — Дурнов,

Тайная полиция — Слепнев,

Армения — Москва,

Турция — Крым,

славяне — немцы,

греки — татары,

Трапезунт — Триест,

сослан — поехал по делам,

крепость — кондитерская,

тюрьма — кофейная,

комитет — меняла.

И еще:

Водворить в Киликии колонию — возделывание хлопка,

Россия — приятель Самсона,

Италия — приятель Генуи,

Польша — Триестский приятель,

Герцен — Лондонский приятель,

Гарибальди — Ливорнский приятель,

Армения — больной,

Мадзини — г-н Мартирос,

Бакунин — г-н Амликар.

А потом вновь письмо…

Письмо, которое Налбандян ждал с нетерпением и которое вновь должно было взбудоражить его: как выяснилось, в эти горячие времена освободительных движений армяне, вместо того чтобы начать и еще более развернуть деятельность, опять погрязли в мелких и ничтожных своих дрязгах, всячески тщась доказать свою исключительную патриотичность, и доказывали это биением себя в грудь… Сколько могла продолжаться эта вопиющая нелепость, превращающаяся уже в черту национального характера? Увы, немало еще лет и десятилетий не смогут армяне осознать идею общенационального будущего и не смогут объединиться во имя этого будущего…

По Микаэл Налбандян был из тех могучих личностей, которые время от времени появляются в самые разные периоды истории народа и живут и действуют, оставаясь верными завету Мудрого Армянина: «Пустившись в путь, нужно идти вперед до последнего вздоха!» И только такие исключительные личности, идущие только вперед и вперед до последнего своего вздоха, — именно они поднимают народ, призывают его к единству и придают ему силы жить, идя вперед, и идти вперед — живя, — была самой насущной сейчас для идущего из глубины тысячелетий, в чем-то умудренного и неуставшего народа.

Письмо это, так возмутившее и взбудоражившее Микаэла, пришло как раз в то время, когда он, собираясь отправиться в Петербург, давал последние поручения своим лондонским и парижским друзьям: