Михаил Бахтин

Вплоть до августа 1936-го у Бахтина не было никаких внятных планов «бегства» из Кустаная. Почти всё, что он делал для репатриации в читальные залы московских и ленинградских библиотек, сводилось либо к ожиданию счастливо подвернувшегося случая, либо к упованию на вмешательство какой-то внешней силы, способной переправить «минусы» на «плюсы». Эту модель бахтинского поведения хорошо иллюстрирует письмо Матвея Кагана жене, датированное как раз августом 1936-го. «…5.8 вечером, — сообщает главный невельский когенианец, уже давно оставивший высокопарное философствование в пользу работы в столичном Энергетическом институте под началом Г. М. Кржижановского, — совсем неожиданно пришли к нам Михаил Михайлович Бахтин с женой, Елена Александровна . Они на время отпуска поехали сначала на некоторое время в Ленинград и затем оттуда в Москву. Остановились у Залесского, в почти пустой квартире (Залесские еще не перебрались сюда, а перевезли лишь часть вещей). Вчерашный (sic!) день мы были все время вместе. Сначала я к ним пришел часов в 12–1 ч. дня (после того как отправил тебе деньги), а затем мы поехали к нам, предварительно позвонив на квартиру Марии Вениаминовны (Юдиной. — А. К.), чтобы ей передали, что они здесь и будут у меня. Часов в 6 вечера она заявилась к нам и мы вместе оставались у нас часов до 10-ти. Сегодня условились встретиться с ними у Залесских часов в 6–7 вечера (сегодня должен здесь быть перед своим отъездом на Кавказ, в Кахетию, Борис Владимирович (Залесский. — А. К.). М. В. (Юдина. — А. К.) я пытался побудить позаботиться о разыскании знакомых, через которых, быть может, Бахтин мог бы здесь получить работу. Сегодня о том же будем говорить с Б. В. (Залесским. — А. К.), с тем чтобы он использовал и свои возможности. Речь идет о том, чтобы М. М. смог устроиться и осесть в Москве. (С квартирой дело может уладиться и под Москвой. Так что это вопроса не решает.) — Внешне М. М. выглядит неплохо. Гораздо хуже выглядит Е. А. Впечатление от М. М. неплохое, а гораздо лучше, чем я ожидал во всех отношениях и со всех сторон. Очень рад, что мы увиделись. <…> Через несколько дней они, вероятно, уедут. Но надо полагать, что они все же смогут сюда выбраться в близком будущем. Я этого со своей стороны очень сильно желал бы. Возможно, что это удастся».

В итоге, однако, вывести Бахтина из состояния устойчивого кустанайского равновесия суждено было не Юдиной, не Залесскому, не Кагану, а Медведеву. Излагая Дувакину обстоятельства этого почти божественного вмешательства, напоминающего гальванизацию Обломова Штольцем, Бахтин говорил: «А вот в последний-то год (имеется в виду 1936 год, ставший последним годом пребывания Бахтина в Кустанае. — А. К.) я получил письмо от Павла Николаевича Медведева. Медведев побывал в Саранске. Он попросту ездил туда халтурить (читать лекции на требуемые конъюнктурой момента темы. — А. К.). Там был большой пединститут в Саранске, в Саранске, и вот… там деканом был его ученик. И вот он туда поехал халтурить. Там ему понравилось; понравилось в том смысле, что было так спокойно, тихо, все хорошо. В то время еще… И он посоветовал мне поехать в Саранск… И он сказал там, в институте, что вот есть такой Бахтин…»

«Толпою пестрою троцкистов окружен…»