– Да, Алла Борисовна Покровская
– мой учитель.– Тяжело про это говорить. Кто-то верно сказал, что в этой аварии погибли два человека. И не очень хочется на эту тему рассуждать, слишком уж активно сейчас в разные стороны ее растаскивают.
Каждому есть что сказать. Для меня здесь вопросов больше, чем ответов.
Вот вы вспомнили Аллу Борисовну… я все последние дни
– Есть такое. Вот когда я учился, то обожал ездить в общежитие Школы-студии, потому что там постоянно кипела творческая жизнь, но репетировалось все исключительно «под градусом».
Мои сегодняшние студенты – за ЗОЖ. Иногда даже хочется их поругать за что-нибудь подобное, а не за то, за что я их ругаю, – за некоторую отстраненность, холодность, за какое-то безразличие к тому, что было до них. Они ничего не знают.
Вот кто-то радуется, что выросло поколение, которое не знает, кто такой Ленин
. Я говорю, да, но, к сожалению, выросло поколение, которое уже и не знает, кто такой Миронов, Янковский, Леонов, Смоктуновский… И это меня не очень радует.Никита Михайлович Ефремов, сын
Лет пять назад тогдашний главред журнала Елена Кузьменко задумала сделать обложку с Михаилом и заказала мне «подобложечный» текст. Когда номер вышел, я обнаружил, что в подверстку к моему материалу редакция дала монолог сына
:«Разные хорошие писатели, тот же Тургенев
, писали о проблеме отцов и детей. Наверное, она существует. Но что-то не верю я в то, что это природный такой закон: мол, рано или поздно между родителями и взрослыми детьми обязательно возникает напряжение и непонимание.Я больше склоняюсь к тому, что этим стереотипом люди просто оправдывают недостаток доброты. По-моему, будут конфликты или нет, зависит от того, как себя ведут родители и дети. Это же двусторонняя история, верно? Но одной доброты, чтобы их избежать, мне кажется, мало. Особенно в современном мире, в котором очень все ускорилось.
Мы сегодня успеваем за день переделать множество дел, а на то, чтобы проанализировать их, времени не хватает. И поступки близкого человека, его слова, его настроение тоже не успеваем проанализировать. Вот и «сталкиваемся лбами». Наверное, так было всегда, а теперь еще больше усугубилось.
У нас с отцом тоже бывали столкновения. Но вот такого, чтобы конфликт грозил закончиться разрывом отношений, к счастью, не случалось. При том, что ни я, ни отец никогда не старались как-то целенаправленно поддерживать, укреплять наши отношения. Все складывалось так, как складывалось. И спорим, и ссоримся, и скажу вам, что это иногда даже больше сближает, чем полное единодушие по всем вопросам.
Надо сказать, что мы с отцом скорее друзья, чем в классическом понимании «отец и сын». Во всяком случае, назидательность в наших отношениях начисто отсутствует. В них больше иронии и самоиронии. Но когда отцу нужно что-то мне такое «родительское» сказать, он, конечно, скажет.
Хотя, скрывать не буду, главный человек, который меня воспитывал, много в меня вложил, – это мама. Она филолог, большой знаток музыки, театра.
В пору моего детства отец на меня влиял куда меньше. Мы и виделись нечасто. Но, мне кажется, это ничуть не помешало нам стать близкими людьми. Родителей и детей делают чужими какие-то совсем другие вещи.
Разумеется, у каждого поколения своя интонация. Вот девяностым годам, когда папа был молодой, была свойственна интонация такого стеба, ерничества. Мы же поколение информационного бума: выбирай что хочешь – любую книжку, любой фильм в Интернете. И говори что хочешь. Мир открыт, и возможностей больше. Поэтому и интонация такая – напрямую, открытая. Но при этом я абсолютно нормально «считываю» и папины шутки. Его «Гражданин поэт» мне очень даже понятен…