Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество

Боденштедт рассказывает также, какое сильное впечатление производило в Германии чтение перевода этой песни. В свое время в русской критике уже Шевырев указывал на то, с каким мастерством Лермонтов умел усвоить себе черты народного творчества и как исторически верно схвачен характер лиц, выставленных им в этом знаменитом произведении; Хомяков приходил в восторг от этой песни[169]. Полагаем, что не скажем лишнего, если заметим, что сохранись из творений Лермонтова одна эта песня – слава и значение его были бы упрочены как в нашей родной, так и во всемирной литературе. Интересной иллюстрацией к настроению поэта в годы, когда он писал свою песню про Иоанна Грозного, может служить рассказ о том, как, побывав зимой 1836 года в Тарханах[170], Лермонтов устраивает между крестьянами кулачный бой. Бои эти существовали в некоторых великорусских губерниях и на Волге вплоть до середины XIX века. Довольный виденным боем Лермонтов подарил крестьянам несколько участков леса и особенно одарил победителя – молодого парня из Тархан[171]. Видно, поэта занимала картина кулачного боя, как сильно распространенная в прошлом русская национальная потеха. Впрочем, забава эта была известна поэту еще с детских дней. В то время кулачные бои происходили зимой на замерзшем пруду помещичьего сада в Тарханах.

В эту поездку, следуя по совету бабушки через Тамбов, Лермонтов был свидетелем или узнал о происшествии, которое воспел под именем «Тамбовской казначейши»; так и следует именовать это произведение. В печати оно появилось под именем просто «Казначейши», а не тамбовской, по соображениям цензурным. Слово «Тамбов» вообще было выброшено и заменено точками.

Тогда же, или за год, Лермонтов в Тарханах стал писать поэму «Сашка», пользуясь набросками, сделанными им в разное время, и, между прочим, еще в юнкерской школе в тетрадке «лекций по географии европейских государств в военном отношении». Произведение это, интересное своим автобиографическим значением, любопытно теплотой воспоминаний о Москве и Московском университете. Оно осталось неоконченным, вероятно, потому, что в нем еще слишком сказывался дух произведений скабрезного свойства, вышедших из-под пера поэта во время пребывания его в «юнкерской школе». Некоторые стихи, писанные им в то время, вошли в поэму. Лучшие строфы из нее Михаил Юрьевич перенес позднее в другие свои произведения.

Лермонтов делил время свое между кутежами да пустыми удовольствиями, и серьезной думой, и литературными занятиями. Привыкший наблюдать за собой и окружающим, поэт не мог не относиться к переживаемому критически. Неудовлетворение собой за мелкую недостойную жизнь, которую вел он, и презрение к пустому обществу, среди которого вертелся, – все вместе вызвало в поэте желание написать драму или комедию, долженствовавшую быть резкой критикой на современные нравы. Кажется, на него подействовало чтение грибоедовской комедии «Горе от ума», ходившей по рукам в рукописи, так как цензура не дозволяла ее печатания, не говоря уже о запрещении постановки на сцене[172]. Тогда-то была задумана Лермонтовым драма «Маскарад», за которую он и взялся, а затем несколько раз ее переделывал, когда цензура постановку ее не разрешала, несмотря на протекцию. Препятствовало тому и третье отделение, и смягчить его не могло заступничество А. Н. Муравьева, просившего двоюродного брата своего Мордвинова, начальника этого учреждения, о снисхождении. «Мордвинов оставался неумолим; цензура получила даже неблагоприятное мнение о заносчивом писателе, что ему вскоре отозвалось неприятным образом». На строй и манеру писать повлиял, однако, не Грибоедов, а Шекспир, по крайней мере, что касается группировки фактов и пружин действия. Приглядываясь к драме «Маскарад», в этом нетрудно убедиться, тут несомненно влияние «Отелло». Как там ревность вызвана пропажей платка, так здесь играет роль украденный браслет. В князе Звездиче мы находим черты Яго; в Нине – Дездемоны; в Арбенине – Отелло. Но если влияние Шекспира несомненно, то несомненно и то, что Лермонтов старался изобразить нравы нашего общества и описать то, что сам он видел, что сам в нем пережил. Ему хотелось выставить ничтожество светского общества. С этой стороны он находится под влиянием произведения Грибоедова.

Рисуя знакомую ему светскую молодежь и ее интересы и времяпрепровождение, Лермонтов выводит на сцену картежника в образе Шприха, мелкого самолюбивого князя Звездича с условным, чисто внешним понятием о чести. Ему под стать баронесса Штраль. Интереснее их Арбенин, этот мрачный и умный человек с сильными стремлениями, очевидно, желающий стать выше среды, в которой живет, и не могущий этого сделать. Он стоит в самой жизни и среди ее требования и предрассудков и не может из них высвободиться, хотя сильный дух его и требует иных рамок. Оттого-то он запутался и не понимает себя так же, как не понимают его другие: