На удобной даче Мейера с большим садом и поблизости от парков, родственными заботами Л. И. Шестаковой Глинке «вообще жилось хорошо». По утрам он писал «Записки» или инструментовал «Приглашение к танцу» Вебера. Для отдыха он занимался с маленькой Оленькой «на ковре, разостланном тут же на балконе». Днем обычно приезжали друзья из Петербурга. Вечерами прогуливались в парках или оранжерее. Устраивались и музыкальные собрания (в одном из них В. А. Кологривов, И. Н. Пиккель и другие музыканты неожиданно для Глинки сыграли его юношеский квартет... и он не узнал его). Один раз, и то по желанию Людмилы Ивановны, Глинка с сестрой ездил на музыку в Павловский вокзал послушать оркестр Йозефа Гунгля.
В конце августа, «когда начались темные вечера», Глинка стал торопить Людмилу Ивановну с возвращением в город. В обширной квартире, нанятой в доме Томиловой в Эртелевом переулке (ныне улица Чехова), был большой зал в четыре окна. Там, как помнила Людмила Ивановна, «музыканили очень много. Кто только не бывал, кто не пел и не играл! И брат часто, очень часто оживлялся, пел. Сочинял он немного». Действительно, в эти годы Глинка писал мало и был занят главным образом аранжированием для пения с оркестром и инструментовкой некоторых своих и чужих произведений. Так, к своей фортепианной «Молитве» Глинка «прибрал» слова стихотворения М. Ю. Лермонтова «В минуту жизни трудную», переделал ее в развернутую вокально-симфоническую пьесу для контральто соло, хора и оркестра и отдал певице русской оперы и своей ученице Д. М. Леоновой для ее концерта. Для ее же концерта в следующем году Глинка, в третий раз и «с нарочитым усовершенствованием и ухищрением злобы», инструментовал «Вальс-фантазию», посвятив его «...старому другу К. А. Булгакову». Последним симфоническим сочинением композитора был «Торжественный польский» на тему испанского болеро.
Воодушевленный намерением написать оперу на сюжет драмы из русской народной жизни — «Двумужница» А. А. Шаховского, Глинка пел и играл друзьям отрывки из музыки для нее. К сожалению, летом 1855 года Глинка к этой работе остыл. Несмотря на «приставания» В. В. Стасова, композитор сдал ее «в долгий ящик».
Круг друзей и знакомых Глинки оставался приблизительно тем же, каким был в 1851—1852 годах. Так же, как прежде, гостеприимный дом его и Людмилы Ивановны вскоре сделался одним из петербургских музыкальных центров. По пятницам бывали «прекрасные музыкальные вечера»; по свидетельству П. П. Дубровского, почти каждый день там «сходились артисты». К. Ф. Шуберт, Л. В. Маурер с сыновьями «потешали» Глинку и его гостей музыкой. Пели П. А. Бартенева, A. Я. Билибина, И. Л. Грюнберг, М. В. Шиловская, В. Ферзинг.
Устраивались квартетные собрания; на двух роялях в восемь рук игрались отрывки из опер самого Глинки. Постоянно приходили B. П. Энгельгардт, Д. В. Стасов, П. П. Дубровский и другие.
Вместе с Д. М. Леоновой весной, в ясную погоду, Глинка катался в экипаже по городу, по островам, доезжая до взморья, до конца Крестовского острова, откуда открывался обширный и «великолепный» вид. Памятник И. А. Крылову в Летнем саду Глинке не понравился, зато «очень хороши» были оранжереи в Ботаническом саду на Аптекарском острове. Дома он подолгу играл с племянницей Олей и рассказывал ей сказки, вместе с ней пел. Дон Педро уехал в Париж «жениться».