Читаем Михаил Катков. Молодые годы полностью

В. В. Зеньковский характеризовал это течение русской мысли как эстетический гуманизм, как основной принцип русского секуляризма. «В этом его движущая и вдохновляющая сила, — писал он, — и в этом же притягательность его для тех русских мыслителей, которые движутся в линиях секуляризма и решительно отделяют религиозную сферу от идеологии, от философской мысли. У многих представителей этого течения мы встречаем подлинную и глубокую личную религиозность, которая кое у кого сохраняется на всю жизнь, — но это не мешает им вдохновляться началами автономизма, развивать свои построения в духе секуляризма»[175]. Именно секуляризм, или попытка ответить на волнующие вопросы действительности в отрыве религиозно-духовной традиции, вызывал отторжение у Константина Аксакова. Он порвал свои отношения с кружком Станкевича и по этой причине. В конце концов к разрыву с ними пришел и Катков.

Но была и другая тема, побудившая и будущего славянофила, и будущего охранителя размежеваться с прежними товарищами. Это тема России. Раскол внутри кружка во многом предвосхитил последующий раскол русских интеллектуалов в этом главном направлении их исканий. Катков со всей страстностью своей натуры пытался постигнуть эту тему и принять в свое сердце, во всем многообразии понять и оценить неисчерпаемость ее содержания.

Углублению и проникновению в нее способствовала неожиданная публикация «Философического письма» Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856) в октябрьском (№ 15) номере журнала «Телескоп» за 1836 год.

<p>Дело о «Телескопе»</p>

Октябрь в Москве — месяц разножанровый. Золотая осень сменяется затяжными дождями, а затем неожиданно наступает предзимье и первый снег уже припорашивает опавшую листву на улицах и бульварах. Утром смотришь в окно и трудно угадать, что увидишь: двор, залитый солнцем, пасмурное небо, затянутое низкими облаками, дождь ли, снег ли… И вряд ли кто знает наверняка, что будет к обеду.

Бывало на Моховой студенты, гурьбой выбегая после лекций из аудиторий, не успевали нарадоваться последним погожим дням. А в это время на Басманную спускались свинцовые тучи, приходило ненастье, и злой холодный ветер заставлял москвичей спешно прятаться от непогоды у себя дома, у семейного очага.

Михаил Катков в октябре 1836 года готовился встретить свое совершеннолетие. Дни рождения в семье обычно не отмечались, но всегда день Ангела Архистратига Михаила (8 ноября) был праздником для него и для близких. Но в этот год именины прошли не так, как обычно. Друзья и товарищи только и обсуждали публикацию «Философического письма» Петра Чаадаева, а некоторые из них были напрямую вовлечены в скандал вокруг «Телескопа».

В «Телескопе» начиная с 1831 года регулярно печатался Н. В. Станкевич. Он был хорошо знаком с редактором журнала Николаем Ивановичем Надеждиным (1804–1856). В университете тот читал курсы по кафедре изящных искусств и археологии и был одним из самых популярных профессоров среди студентов. Его лекции по эстетике и логике привлекали слушателей со всех факультетов доступностью содержания и искрометной манерой изложения. Дар слова у Надеждина был «неистощимый и неподражаемый»[176].

По своим философским предпочтениям он был сторонником Шеллинга, по убеждениям — монархистом и противником крайностей и радикализма. Но это не мешало ему как к авторам обращаться к людям с самыми разными взглядами. К сотрудничеству он привлек и В. Г. Белинского, с которым познакомился весной 1833 года. В журнале публиковались А. В. Кольцов, В. П. Боткин, О. М. Бодянский, П. Н. Кудрявцев и даже ссыльный А. И. Герцен написал заметку о Гофмане (1836, № 10). С мая 1834 года Белинский получил возможность активно участвовать в изданиях Надеждина. Надеждин не только доверил своему молодому сотруднику временное заведование редакцией, но решился печатать осенью в «Молве» из номера в номер его первую большую статью «Литературные мечтания». В продолжение всей второй половины 1835 года Белинский в связи с заграничным отъездом Надеждина фактически руководил журналом[177].

Ни в Петербурге, ни в Москве журнал не считался сколь-нибудь неблагонамеренным или оппозиционным. В июне 1836 года Надеждин встречался по делам издания с графом Строгановым и имел с ним продолжительную беседу о направлении журнала. Попечитель, являвшийся и главным цензором в Москве, находил «Телескоп» весьма полезным, рассказал об общей политике в области воспитания и просвещения и поделился также намерением правительства усилить в университете изучение древних языков и придать преподаванию наук исключительно эмпирическое направление, не вдаваясь в их логические построения. На прощание граф заверил издателя в своей поддержке, просил «ходить к нему чаще, забыть все разделяющие нас отношения, говорить всё просто, открыто, искренно, как „Строганов и Надеждин“»[178]. Но не успело пройти и трех месяцев, как грянул гром.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное