Михаил Катков. Молодые годы

Что же ты ко мне не пишешь, любезный Мефодий? Чем ты занимаешься теперь? Постарайся хорошенько этим временем заняться немецким языком и приготовь себя — как, помнишь, мы говорили с тобою — ко второму. Если бы ты знал, что такое Петербургский университет — хуже гимназии. <…> Непременно пиши ко мне как проводишь время. Вы бы, милая маменька, не узнали меня теперь. У меня волосы уже не по плечам как были, а обстрижены под гребенку, так что почти ухватить нельзя. Снова отпускаю себе усы и бороду»[242].

Стремление к внешним переменам соединялось с повседневной суетой, с раздражающими ритмами чужого города. В Петербурге тогда он бывал наездами, по мере необходимости, живя фактически на два города. Много лет спустя Катков как-то признался Бартеневу: «Жил я в чужих краях и в Берлине и уверяю Вас, что этот город младенец по нравственности, сравнительно с Петербургом»[243].

И всё же этот сумрачный и серый город открыл перед Катковым светлую и радостную перспективу в большую русскую литературу, расширил и укрепил круг его товарищей и друзей, среди которых были великие имена. Рожденные в Москве, они жили или часто гостили в Петербурге, творили и умирали в нем.

Обретя бессмертие в России.

Тайны жизни и творчества

Те современники Каткова и его посмертные критики, кто с легкостью упрекали его в частой перемене взглядов, в оппортунизме и отсутствии принципиальной позиции в общественной и литературной деятельности, глубоко заблуждались. Напротив, уже в первых литературных сочинениях Катков демонстрировал приверженность определенным темам, последовательному раскрытию которых впоследствии он посвятил значительную часть своей жизни. И одной из неизменных привязанностей была любовь к Пушкину. Его подлинный и глубокий интерес к творчеству поэта.

В приложении к третьему тому «Отечественных записок» (1839, т. III, кн. 5) Катков помещает перевод отзыва о Пушкине, сделанного немецким критиком Варнгагеном фон Энзе. Перевод сопровождался предисловием Каткова, в котором он высказывает собственный взгляд на место и роль Пушкина в русской и мировой литературе. За четыре года до начала публикации известной серии статей Белинского о Пушкине (1843–1846) Катков пишет о нем как о национальном поэте, «о нашей родной славе, о нашей народной гордости».

Другая примечательная характеристика, также впервые высказанная в отечественной словесности, содержит указание на всемирное значение творчества поэта. «Мы твердо убеждены и ясно осознаем, что Пушкин — поэт не одной какой-нибудь эпохи, а поэт целого человечества, не одной какой-нибудь страны, а целого мира, — утверждает Катков, — не лазаретный поэт, как думают многие, не поэт страдания, но великий поэт блаженства и внутренней гармонии. Он не убоялся низойти в самые сокровенные тайники русской души. Глубока душа русская! Нужна гигантская мощь, чтобы исследовать ее: Пушкин исследовал ее и победоносно вышел из нее, и извлек с собою на свет всё затаенное, всё темное, крывшееся в ней. Как народ России не ниже ни одного народа в мире, так и Пушкин не ниже ни одного поэта в мире»[244].

В знаменательной речи при открытии памятника Пушкину в Москве в июне 1880 года Достоевский продолжил говорить о понимании Русской идеи и роли поэта в ее постижении.

«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа, сказал Гоголь. Прибавлю от себя: и пророческое. И никогда еще ни один русский писатель, ни прежде, ни после его, не соединялся так задушевно и родственно с народом своим, как Пушкин. Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем»[245].

В другой публикации Каткова — многоплановой критической статье, посвященной двухтомному собранию «Песни русского народа» И. П. Сахарова, — значительное место отводится изложению Катковым собственных исторических и философских взглядов («Отечественные записки», 1839, т. IV. кн. 6–7). Выше уже отмечалась близость позиции Чаадаева и позиции Каткова, заявленной им в этой работе. Нельзя не заметить, что уже на раннем этапе своего творчества Катков сумел предвосхитить и выразить ряд важных идей, получивших впоследствии свое развитие в русской литературе, философии, культуре.