Михаил Кликин. Сборник

Володька выпрямился, встал посреди комнаты, на печку глядя, догадываясь, где найдёт потерянное. Покосился на дверь, бегство своё вымеряя. К печи шагнув, серую занавеску кончиком тесака тронул, приподнял немного, привстал на цыпочках, пытаясь разглядеть, кто там на лежанке прячется. Но печь высокая — снизу не увидишь.

Отступил Володька от печи. Попробовал лавку подвинуть — тяжела. Табурет взял — низковат. Стол приподнял — а вот это в самый раз будет.

Он подтащил стол к печи, поставил рядом с рыжей выбоиной. Влез на него, с замиранием сердца занавеску приподнял; дыханье сдерживая, заглянул на лежанку. Хоть и знал, что увидит, а всё равно перепугался.

Чёрные ступни с отросшими ногтями; корявые, будто еловые сучья, руки; сопревшие тряпки — то ли халат, то ли сарафан какой, а поверх него короткое, давно изношенное пальто. И страшное высохшее лицо, редкие всклокоченные волосы, тонкая шея, будто из верёвочек свитая. Не старуха — мумия!

Отпрянул Володька, едва со стола не свалился. Но увидел ключи от машины — старуха их держала в правой руке, сжимала костяными пальцами, обтянутыми чёрной кожей. Устоял Володька, не упал. Со страхом и отвращением справился, за ключами потянулся. И замер с протянутой рукой, в страшное лицо глядя.

— Эй, — позвал он тихонько, голоса своего пугаясь. — Эй.

Высохшая старуха лежала смирно, будто колода.

Володька тронул её пальцем — она была холодная. На шее ни одна верёвочка не билась, не трепетала. И грудь, как Володька ни присматривался, не двигалась.

Мёртвая была старуха.

Утром, наверное, и померла. Ночью побродила по дому, пошумела, гостя напугав. Потом на печь забралась и дух испустила.

Сколько же она здесь в одиночестве жила?! И как? Чем?

Заполз Володька грудью на кирпичную лежанку, до ключей дотянулся, к себе их потащил. Но сухие пальцы, на лапу похожие, держали крепко — совсем, видно, окоченели. Володька дёрнул брелок — рука со старушечьей груди упала, стукнула; мёртвые пальцы отпустили ключи. И сжались вдруг крепко — до хруста, будто мёртвая старуха выхваченную у неё добычу поймать пыталась.

Володька подскочил, о близкий потолок затылком стукнулся. И увидел, как открылись впалые глаза на морщинистом лице. Чёрная старуха повернула голову, приподнялась чуть и уставилась на незваного гостя.

…Как он внизу оказался, Володька не помнил. В разум пришёл уже в машине. Руки тряслись, и он долго не мог попасть ключом в замок зажигания. Всё на дом смотрел, взгляд отвести не смел — а ну как появится сейчас на крыльце старуха?! Ну как спустится, выйдет сюда?!

Рыкнул стартёр, двигатель сразу схватился, заработал на повышенных оборотах. Володька, не дожидаясь, пока мотор прогреется, включил передачу, сцепление отпустил. Заглох, конечно, тут же.

— Ах ты, мать твою!

Солнце вовсю светило, на улице птахи щебетали, мухи в стекло бились — а он от страха едва не верещал, и понимал, что кончился сегодня этот его бизнес, что никогда больше не сможет он в заброшенный дом войти, хоть бы и белым днём, хоть бы с двухстволкой наперевес, хоть бы там мешок с золотом лежал.

Содрогнувшись от электрического разряда, опять ожил «Аллигатор». Володька заколотил ладонью по рулю, на месте нервно заёрзал. Вытерпел, выстрадал целую минуту, позволив машине немного разогреться. Стронул «Ниву» с места, поворачивать начал, на вчерашнюю колею выводя. И увидал всё же то, чего так боялся: мёртвая старуха встала в открытой двери двухэтажного дома. Горбатая, простоволосая, вся чёрная — стоит, качаясь, на худых ногах и тонкие руки вперёд тянет.

В том, что старуха мертва, Володька не сомневался — он же трогал её, дыхание слушал, к движению жилок приглядывался.

И он её глаза видел — мёртвые они были.

Бешено заругавшись, Володька притопил педаль газа и поскакал, запрыгал по кочкам, машину не жалея, — лишь бы поскорей, лишь бы подальше!

Когда он выезжал из деревни, ему почудилось, что сзади кто-то сидит, тянется к его шее чёрной птичьей лапой. Он резко обернулся, зная, что именно сейчас увидит…

Никого там не было.

* * *

Три дня отходил Володька. Вздрагивал от любого шороха, любой тени шугался, спал при свете с включённым телевизором — и никому ничего не рассказывал. Только церковь посетив, да в бане с женой попарившись, стал оживать. Немытого «Аллигатора» наконец-то принялся разгружать, загнав его в гараж, чтобы соседи случайно чего не увидели. Какие-то вещи в сарае прятал, какие-то в дом переносил, а другие здесь же в гараже и оставлял, благо места под стропилами хватало.

Разобравшись с крупной добычей, Володька взялся за мелочи. Первым делом отзвонился в райцентр тамошнему филателисту Петровичу, работавшему в краеведческом музее. Позвал его в гости, попросил о консультации. Пачку конвертов на рабочий стол положил, на видное место. Но письма из них, от греха подальше, все вынул, убрал в картонную папку, спрятал её под компьютер. Туда же и открытки сунул. Только одну случайно на пол уронил и не заметил этого; ногой её нечаянно в угол задвинул, когда советскими купюрами и облигациями занимался, когда искал в Интернете фамилии киноактрис с чёрно-белых карточек.