Михаил Ромм. Способ жизни

Как сладок пот на упорном лбу,

В нас древние мышцы сами поют,

Мимо нас с тобой решают борьбу.

Мы книг не хотели много читать,

Мы с тобой не учились слово ковать –

В наших жилах древняя кровь течет,

Все знает, все помнит, сама поет.

Что делать мне от себя самого?

Во что мне влить драгоценную кровь?

Мы здесь не хотим и не ждем ничего –

Поверх человека наша любовь.

Это стихотворение написано в 1927 году. Позже Александр Ильич стал писать проще и понятней.

Причина его гибели неизвестна. Как ни странно, в военное лихолетье самоубийства совершались реже, чем в мирное время. Высказывались предположения, будто поэта довели до отчаяния увиденные им картины массовых захоронений евреев на оккупированных немцами территориях, а также появившиеся вдруг в стране признаки антисемитизма.

Михаил Ильич вернулся в Москву в начале апреля 1944-го.

Теперь началась длившаяся два месяца канитель с перевозкой группы «Человека № 217». Причем не только людей. Чтобы не возникло каких-нибудь накладок из-за съемок одних эпизодов в разных городах, требовалось привезти из Ташкента разнообразный реквизит: костюмы, мебель, часть декораций, мелкие предметы.

Лишь в конце мая группа собралась в Москве и приступила к съемкам. Работа продолжилась с большим скрипом, ибо дирекция «Мосфильма» при каждом удобном случае подчеркивала, что «Человек № 217» будет все получать по остаточному принципу. Другим съемочным группам предоставлялись более благоприятные условия. Тем и машины давали, и быстро делали декорации. Ромм же и его коллеги выкручивались, как могли. Например, довоенную Германию снимали на московских улицах с домами, хотя бы отдаленно напоминавшими зарубежные.

Однажды во время перезаписи «Человека № 217» в монтажную зашел Эйзенштейн. Был он в хорошем настроении, подшучивал. Михаил Ильич показал ему фрагменты готовящегося фильма.

Посмотрев их, Сергей Михайлович ехидно улыбнулся и спросил:

— Помните вашу статейку?

— Какую именно?

— Ту, где вы предлагали режиссерам умирать, где только можно. В актерах, операторе, чуть ли не в звукооператоре.

— Помню, конечно. Вы-то почему ее вдруг вспомнили?

— Вижу, не всегда удается умереть, однако. Режиссер живуч! — с пафосом произнес Эйзенштейн и, кивнув на экран, шутливо добавил: — В каждом кадре ромовые пышки с начинкой из мечты.

Этим каламбуром Сергей Михайлович одобрил методику работы Ромма.

…Преодолев все мытарства, съемки «Человека № 217» закончили к октябрю. Однако готовый фильм не сделал жизнь группы беззаботной. Посыпались всякие придирки, чаще всего беспочвенные. На одном из первых обсуждений Большаков обрушился на оператора Бориса Волчека, обвинив его в формализме. Через несколько месяцев на тайном голосовании в Доме кино Волчек был признан лучшим оператором года.

Под занавес 1944 года «Человек № 217» демонстрировался на большом художественном совете комитета. Фильм приняли восторженно, после просмотра Ромму устроили овацию. Через четыре месяца на том же тайном голосовании в Доме кино картина заняла первое место.

Однако, несмотря на положительную реакцию, фильм на экраны долго не выпускали. О причинах приходилось только догадываться. Уже война близится к концу, уже советские войска находятся на подступах к Берлину. Актуальность фильма постепенно снижается, слухи о нем просочились, зрители ждут с нетерпением, а он лежит без движения.

В конце концов Михаил Ильич пошел за разъяснениями к Большакову. Председатель комитета сказал, что картина тяжелая, трагическая, поэтому руководящие товарищи не хотят ее сейчас смотреть, не нужны им лишние переживания. Это была явная отговорка.

В ответ Ромм заявил, что, если комитет по-прежнему собирается мариновать картину, он напишет этим руководящим товарищам жалобу.

На следующий день «Человек № 217» получил прокатное удостоверение и в апреле 1945-го был выпущен на экраны. Он стал весьма популярен. Как-то в троллейбусе случайная попутчица, из тех, кто все происходящее на экране принимает за чистую монету, допытывалась у Е. Кузьминой: действительно ли она зарезала немца и как решилась на это? «Мечта» и «Человек № 217». Они очень похожи, эти картины. И не удивительно: сделаны теми же авторами одна за другой. Естественно, в одном стиле, не могли же они его быстро изменить. Да и основополагающая мысль обоих произведений идентична — человек хозяин своей судьбы. Следует уточнить: в предлагаемых обстоятельствах. Они же, обстоятельства, во время масштабной войны слишком сильны для того, чтобы их изменить или легко преодолеть. Однако герои обоих фильмов, в первую очередь героини Габриловича и Ромма, талантливо сыгранные Кузьминой, борются до победного конца.

…Мы все об искусстве да об искусстве. Пора, однако, поговорить о более приземленных вещах, о хозяйственном обеспечении, которое сопровождает столь разветвленную структуру, как кино. Тут предстоит познакомиться со многими цифрами.