Михаил Суслов

Дело разбиралось на бюро горкома. Заседание вел сам Гришин.

«Гришин – невысокого роста, узкоплечий, – вспоминал консультант отдела пропаганды ЦК Иван Дмитриевич Лаптев. – Когда сел на председательское место, видно, что сутулый. Голова непропорционально крупная, волосы прилизанные, располагаются прядями, создавая впечатление неопрятности. Нахмурен, как черная туча, просто веет холодом».

Платковскому даже не позволили оправдаться.

Гришин говорил металлическим голосом:

– Кто дал вам право сеять раздор в партии, подрывать авторитет ЦК?

Платковский умоляюще повторял:

– Товарищ Гришин, товариш Гришин…

А тот продолжал:

– Вы хотите сказать, что ленинский Центральный комитет, что Леонид Ильич недостаточно, не глубоко анализируют состояние партии? Что мы переоцениваем ее монолитность?

Заместитель главного редактора «Коммуниста» получил выговор и тут же был отправлен на пенсию.

Демичева сменяет Зимянин

В конце концов Демичева сочли слишком мягким и либеральным для идеологической работы. После смерти Екатерины Алексеевны Фурцевой Брежнев осенью 1974 года переместил Петра Ниловича на пост союзного министра культуры. Причем совершенно неожиданно – его ближайшие подчиненные узнали об этом из сообщения в программе «Время».

Демичев пытался отказаться от назначения. Пришел к Брежневу. Леонид Ильич принял его в присутствии своего охранника и даже не предложил сесть.

Твердо сказал:

– Доводы считаю неубедительными.

Петр Нилович ушел расстроенный. Но лично против Демичева Леонид Ильич ничего не имел, поэтому сохранил за ним кандидатство в Политбюро.

А новым идеологическим секретарем сделали главного редактора «Правды» Михаила Васильевича Зимянина. Правда, первоначально на этот пост намечали другого человека.

Тогдашний председатель Государственного комитета по делам издательств, полиграфии и книжной торговли Борис Иванович Стукалин вспоминал, как в марте 1976 года, во время работы ХХV съезда партии, заведующий общим отделом ЦК Константин Устинович Черненко передал ему, что нужно зайти к Суслову.

Михаил Андреевич, как всегда, с непроницаемым лицом произнес:

– Мы будем предлагать избрать вас на съезде членом ЦК, а затем на пленуме – секретарем Центрального комитета по пропаганде. Что вы на это скажете?

Его лицо на мгновение осветилось улыбкой, что выражало крайнюю степень расположения к собеседнику. Стукалин пишет в своих воспоминаниях, что он искренне отказался от высокого поста и предложил вместо себя Зимянина.

Суслов выслушал его молча и заметил:

– Хорошо. Мы подумаем и еще раз вернемся к этому разговору.

На следующий день во время перерыва на съезде Стукалина соединили с Михаилом Андреевичем:

– Мы тут посоветовались и решили согласиться с вами. О нашем разговоре – молчок! Понятно?

Видимо, в тот же день в комнату, где сидели руководители редакционно-издательского аппарата съезда, Зимянину позвонил Брежнев. Смысл разговора был ясен. Михаил Васильевич положил трубку. Присутствующие приготовились его поздравлять.

Но Зимянин сказал:

– Никакого разговора не было, вы ничего не знаете.

Михаила Васильевича Зимянина считали либералом и прогрессистом. Ни тем, ни другим он не был. Когда в марте 1976 года его избрали секретарем ЦК, поздравляя Зимянина, Александр Бовин выразил надежду, что неприятных сюрпризов по идеологической части не будет.

– Выше головы не прыгнешь! – обреченно ответил Зимянин.

«Да он, по-моему, и не прыгал, – записал Бовин. – Наоборот. Стал ходить пригнувшись, ниже головы».

Кинорежиссер Эльдар Рязанов вспоминал разговор с Зимяниным:

«Прежде чем я попал к нему на прием, я месяца три пробивался через референта. Встреча все откладывалась и откладывалась. У меня, собственно, была одна просьба – разрешить мне постановку фильма по роману М. Булгакова “Мастер и Маргарита”. Зимянин сказал, что посоветуется. Это меня поразило – ведь он же главный по идеологии. С кем ему советоваться? Неужели такие, в общем-то частные, вопросы выносятся на Политбюро?»

Александр Николаевич Яковлев тоже зашел к новому секретарю ЦК. Во время разговора раздался звонок председателя КГБ Юрия Андропова.

Все ответы Зимянина сводились к одному слову:

– Есть!

С главным режиссером Театра на Таганке Юрием Петровичем Любимовым новый секретарь ЦК говорил иначе:

– Ваш спившийся подонок Высоцкий – ну подумаешь, имел какой-то талантишко, да и тот пропил, несколько песенок сочинил и возомнил.

– Он умер, – напомнил Любимов, – нехорошо так о покойном, зачем так кричать, товарищ секретарь, а при ваших чинах это даже неприлично.

– Вы у меня договоритесь! – обещал Зимянин. – Все ваше окружение антисоветское!

– Ну, раз все антисоветчики, один вы советчик, то посоветуйте хоть что-нибудь, – Любимов не терял хладнокровия.

– Ах, вы еще это, шутить, я вам дошучусь!

Георгий Лукич Смирнов, один из руководителей отдела пропаганды ЦК, заговорил с Зимяниным о том, что диссидентов сажают, высылают за границу, отправляют в психушки… Но идеи-то можно одолеть только идеями.

Зимянин возмутился самой постановкой вопроса:

– Ты, что же, из партии хочешь дискуссионный клуб устроить?