Михаил Суслов

Пумпянский вернулся в большую журналистику, когда началась перестройка. Виталий Никитич Игнатенко, назначенный главным редактором еженедельника «Новое время», где я тогда работал, взял его первым замом. Потом Александр Борисович сам стал главным редактором – когда Игнатенко ушел помощником к Горбачеву.

Марксисты схватились за голову

Герой Социалистического Труда и лауреат Государственной премии прозаик Петр Лукич Проскурин вывел Суслова в романе «Число зверя». Об этом он сам рассказал в интервью поэту Анатолию Анатольевичу Парпаре, работавшему в журнале «Москва». Интервью было опубликовано в «Литературной газете» после его смерти.

Петр Проскурин говорил:

– У меня есть предположение, и небезосновательное, о том, что Сталин хотел сделать своим преемником именно его. Я очень верю сталинскому чутью, сталинской интуиции. Он не мог отдать свое дело кому-то чужому. За несколько дней до своей смерти Сталин должен был на Политбюро назначить своего преемника. Определенные силы сделали все для того, чтобы не допустить Сталина на это заседание и не допустить законной передачи власти… Так вот Сталин желал Суслова. Но фигура эта в нашей истории неоднозначна, противоречива, сложна. Он сделал много зла начинавшей мыслить национально русской интеллигенции. Но делал и противоположные поступки. Было и такое. Это меня привлекло к нему… Я ведь знал, что в советское время, кроме Сталина, все имели своего наставника, серого кардинала. Таким был Суслов при Брежневе.

Анатодлий Парпара возразил:

– Я думаю, что в ситуации, задуманной Сталиным, Суслов мог быть хорошим исполнителем. Но обстоятельства переменились, и он изменился вместе с ними… В моей судьбе Суслов сыграл негативную роль. В 1977 году был сделан донос двумя псевдоинтеллигентами на группу писателей: талантливого критика Юрия Селезнева, замечательного поэта Геннадия Серебрякова, поэта Вадима Кузнецова и меня. Тогда, чтобы уничтожить, русских людей часто обвиняли в шовинизме, а нас обличили еще в том, что мы пытались (каким способом?) рабочий класс поссорить с крестьянством, видимо, потому что были детьми рабочих. Эта «телега» легла на стол Суслова, он наложил резолюцию «Разобраться и исключить!» и передал заведующему отделом культуры московского горкома Леониду Ивановичу Матвееву. И нас стали исключать из партии и, конечно, из Союза писателей. Так продолжалось три месяца. Все же нашлись люди, которым наши судьбы были небезразличны, а вот Суслов…

Петр Проскурин:

– Я изучал мир этих людей. Для Михаила Андреевича ваши судьбы были такой мелочью. В его руках была государственная машина. Такие люди жили в своем, замкнутом мире, жестоком к ним и потому жестоком для других. Что для него значили вы?..

В позднесоветское время появилась и окрепла группа, которую в служебных документах Комитета госбезопасности именовали «русской партией» или «русистами» (хотя вообще-то русисты – научное понятие, обозначающее специалистов по русской литературе и языку). В число «русистов» включили тех, кто считал, что в Советском Союзе в угоду другим национальностям ущемляются права русских.

В этой группе были люди, искренне переживавшие за Россию, ученые, писатели и художники, выступавшие против запретов в изучении отечественной истории и культуры. Но заметнее были партийные и комсомольские функционеры средней руки, которые считали себя обделенными в смысле постов и должностей. Они доказывали, что евреи и те, кто им покровительствует, заняли слишком заметное положение в обществе.

Многие активисты этого движения выросли на «Протоколах сионских мудрецов», которые в Российской Федерации включены в Федеральный список экстремистских материалов. «Протоколы» были признаны фальшивкой повсюду, кроме нацистской Германии, где вошли в основной арсенал пропагандистской литературы.

Антисемитская литература проникала в нашу страну с середины шестидесятых годов – сначала считаными экземплярами, плохонькими ксероксами, а потом хлынула потоком. Определенная часть русской эмиграции переводила на русский язык и издавала крохотными тиражами гигантскую библиотеку современной антисемитской литературы. Когда советских людей стали пускать за границу, появились и читатели.

В стерильной атмосфере советского общества антисемитские книги производили сильное впечатление на тех, кто был предрасположен к такого рода мыслям. Помимо литературного, диссидентского самиздата в Советском Союзе образовался и антисемитский самиздат.

Валерий Николаевич Ганичев, который руководил отделом культуры ЦК ВЛКСМ, а затем был назначен главным редактором «Комсомольской правды», рассказал, что «Протоколы сионских мудрецов» он получил от художника Ильи Сергеевича Глазунова. Заведующий отделом ЦК комсомола читал книгу, «и многое становилось ясным». «В этот период, в 1962–1964 годы, – рассказывал Ганичев в газетном интервью, – фактически начинало утверждаться русское национальное мировоззрение. До этого оно удерживалось в рамках военно-патриотического движения. И вдруг осозналось шире, как государственное мировоззрение».