Михаил Суслов

Движение имело высоких покровителей, назывались имена некоторых членов Политбюро. А вот Михаила Андреевича Суслова никак не могли понять.

«Для меня не ясна роль Суслова во всем этом движении, – говорил Ганичев. – Или он был чистый аппаратчик, и не более. Иные считают его масоном. Не знаю. Андропов ненавидел русскую партию и боялся ее… Особенно борьба обострилась с приходом к власти Юрия Андропова – яростного русофоба. Михаил Александрович Шолохов мне рассказывал, как написал записку в ЦК о положении русского народа, об отсутствии защитников его интересов в правительстве, в ЦК, в любых государственных структурах. Суслов и Андропов эту записку замотали».

Литературный критик Михаил Петрович Лобанов возненавидел Андропова за то, что по указанию председателя КГБ ему «устроили идеологическую порку с нешуточными политическими обвинениями».

– Андропов, – рассказывал Лобанов в газетном интервью, – будучи председателем КГБ, в своих донесениях в ЦК именовал нас «русистами», вкладывая в это слово нелестный для нас смысл. «Духовными аристократами» он называл, по словам Бурлацкого, своих советников, консультантов – того же Бурлацкого, Арбатова, Бовина и так далее. В глазах этой идеологической обслуги мы были, конечно, шовинистами, фашистами. Но сама их биография, их роль в разрушении государства показывает, что за «духовные аристократы» окружали Андропова…

Лобанов имел в виду одну рассекреченную записку председателя КГБ.

28 марта 1981 года Андропов сообщал в ЦК:

«За последнее время в Москве и ряде других городов страны появилась новая тенденция в настроениях некоторой части научной и творческой интеллигенции, именующей себя “русистами”. Под лозунгом защиты русских национальных традиций они по существу занимаются активной антисоветской деятельностью. Развитие этой тенденции активно подстрекается и поощряется зарубежными идеологическими центрами, антисоветскими эмигрантскими организациями и буржуазными средствами массовой информации…

Противник рассматривает этих лиц как силу, способную оживить антиобщественную деятельность в Советском Союзе на новой основе. Подчеркивается при этом, что указанная деятельность имеет место в иной, более важной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя в глазах общественного мнения так называемые “правозащитники”.

Изучение обстановки среди “русистов” показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность, обретает организационную форму… К “русистам” причисляют себя и разного рода карьеристы и неудачники, отдельные из которых нередко скатываются на путь антисоветской деятельности».

Последнее замечание Андропова, надо понимать, было самым неприятным для националистов. Меньше всего им хотелось, чтобы их называли карьеристами и неудачниками, хотя офицеры пятого управления были недалеки от истины.

В апреле 1969 года уже упоминавшийся Валерий Ганичев, а также поэт Владимир Иванович Фирсов, прозаик Владимир Алексеевич Чивилихин и директор одного болгарского издательства приехали в гости к Шолохову. Незадолго до этого Фирсов опубликовал в журнале «Октябрь» стихи, за которые начальство к нему очень расположилось:

Эка! Правдолюбцами рядятся,
На поклон идут к врагам страны.
Власовцы духовные родятся!
Мужики об этом знать должны.

Фирсова ввели в редколлегию журнала «Молодая гвардия», отметили премией Ленинского комсомола и Государственной премией РСФСР имени М. Горького. Что касается Владимира Чивилихина, то его роман «Память» вдохновил создателей ультраправого и антисемитского общества с тем же названием, которое станет заметным в перестроечные годы.

«Стол был по-русски щедро завален едой, – записал в дневнике Чивилихин, – и все так вкусно, что я давно не едал ни такого поросенка, ни огурчиков, ни рыбца, ни холодца».

Патриотически настроенные писатели пили «Курвуазье» и «Мартель». Говорили о сложной ситуации в стране, о бедственном положении людей.

Шолохов сказал:

– С мясом плохо в стране, товарищи. Рассказывают, что народ по тарелкам ложками стучит в столовых рабочих кое-где. Это еще ничего! А вот если не по тарелкам да не ложками начнут стучать, тогда они, – он кивнул в потолок, – почувствуют.

И обратился к Фирсову и Чивилихину:

– Да вы пейте, пейте, это же французский коньяк, лучший. Вы это ведь, говорят, умеете делать.

«Грандиозное заседание редколлегии “Нашего современника”, – записывал в дневнике писатель Юрий Маркович Нагибин в октябре 1971 года, – превратившееся прямо по ходу дела в грандиозное пьянство. “Помянем Феликса!” – так это называлось. Недавно назначенный редактором “Молодой гвардии” наш бывший шеф, Феликс Овчаренко, тридцативосьмилетний красивый и приятный парень, в месяц сгорел от рака желудка…