Михаил Суслов

Позволю себе небольшое отступление. В середине семидесятых годов я оказался на Северном Кавказе, в городе Железноводске, известном своими минеральными водами. Я учился тогда в Московском университете и жарким летом приехал вместе с родителями в санаторий «Дубовая роща». Здесь поправляли здоровье те, кто, говоря медицинским языком, жаловался на органы пищеварения. Санаторий входил в систему 4-го главного управления при Министерстве здравоохранения СССР, то есть обслуживал высокое начальство. Все друг друга знали, поэтому общались между собой строго в соответствии с занимаемой должностью.

Много позже я прочитал воспоминания тоже когда-то там отдыхавшего Бориса Панкина, главного редактора «Комсомольской правды».

Панкин писал в книге «Пылинки времени»:

«Вернувшись из Железноводска в Москву, хохмы ради принял участие в конкурсе на короткий рассказ, который объявила “Литературная газета” на своей недавно введенной юмористической полосе “Тринадцать стульев”. Рассказ состоял из одной фразы: “Состав отдыхающих санатория ‘Дубовая роща’ полностью отвечал его названию”.

Реакция заместителя главного редактора «Литературки» Виталия Сырокомского:

– Если ты предъявишь мне документальные доказательства, что в стране есть еще хоть один санаторий с таким названием, но не в системе Четвертого управления, мы тебя напечатаем, а может, и премию дадим.

Такого санатория за пределами “кремлевки” не оказалось. “Дубовая роща” – санаторий для привилегированных…»

В столовой за нашим столиком сидел первый секретарь Пятигорского горкома Иван Сергеевич Болдырев, молодой партийный работник. Он держался крайне настороженно. Избегал общения с другими отдыхающими и только осматривал высокопоставленных чиновников внимательным взглядом. Сам он ни о чем не рассказывал. На вопросы отвечал, хорошенько подумав, и лишь на нейтральные темы – о семье, о сыне, которому подарил только-только появившиеся тогда электронные часы по случаю поступления в Бауманское училище. Иван Сергеевич, видимо, крепко усвоил, что молчание – золото. Ей-богу, свет не видел более осторожного человека.

Наш сосед почему-то никогда не подходил к отдыхавшему в том же санатории своему непосредственному начальнику Виктору Алексеевичу Казначееву, второму секретарю Ставропольского крайкома партии. Они словно не замечали друг друга. Видно, отношения в краевой верхушке были непростые.

Казначеев был человек иного типа, чем Болдырев: очень заметный и даже шумный. Официантки порхали вокруг него, готовые исполнить любое желание второго лица в крае. Санаторий хотя и подчинялся Москве, но находился на территории края, и Казначеев вел себя по-хозяйски.

Кстати говоря, имя главного хозяина – первого секретаря Ставропольского крайкома – в разговорах ни разу не возникло. А ведь это был ни кто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев. Пройдет каких-нибудь пару лет, и его имя услышит вся страна.

Характерно, что Горбачев впоследствии забрал Виктора Казначеева в Москву, но дал ему сравнительно невысокую должность заместителя министра. А нашего соседа-молчуна, Ивана Сергеевича Болдырева, посадил на свое место, сделал хозяином огромного края и членом ЦК. Помню, что это назначение заставило меня сильно усомниться в способности Горбачева подбирать кадры. Впрочем, было ли из кого выбирать? Система отрицательного отбора пагубно сказалась на качестве управленческих кадров…

Назначением в Москву сам Горбачев был обязан не председателю КГБ Андропову, как принято считать, а главному партийному кадровику Ивану Васильевичу Капитонову, который по просьбе Брежнева подбирал кандидатов на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству, и, конечно же, Суслову.

Мнения председателя КГБ Андропова относительно кадровых вопросов в партии не спрашивали. Решающий голос принадлежал Суслову. Он как бывший секретарь Ставропольского крайкома следил за своими наследниками и рано приметил Горбачева.

Приехав в Ставрополь, Суслов высоко оценивал работу крайкома:

– У города и края широкие и ясные перспективы: возглавляет трудящихся Ставрополья краевая партийная организация, закаленная в борьбе и труде, верный отряд нашей ленинской коммунистической партии.

Много позже бывший второй секретарь крайкома Виктор Казначеев рассказывал:

«Михаил Сергеевич постарался, чтобы на праздник, посвященный двухсотлетию Ставрополя, которому вручили орден Октябрьской Революции, приехал М. А. Суслов с дочерью, Майей Михайловной. Событие совпало с днем ее рождения. Раиса Максимовна Горбачева никого к ней не допускала. И, видимо, по этой причине жен других секретарей крайкома не пригласили на званый вечер, посвященный этой дате.

Михаил Сергеевич всегда восхищался Сусловым, называл его совестью партии. Ходили разговоры о том, что когда Суслов приезжал из-за границы, то оставшуюся валюту сдавал в партийную кассу. Может быть, так оно и было – для создания определенного имиджа. В день рождения Майе Михайловне преподнесли дорогие сувениры.