Михаил Суслов

«Мне стали известны факты недостойного поведения Суслова М. А.

Пользуясь бесконтрольностью, жена т. Суслова набирала в лимитном продуктовом магазине непомерно большое количество нормированных продуктов, обменивала их на рынке на вещи и мебель.

Только в одном магазине в апреле-мае т. Суслова взяла 131 кг сахару, 55 кг конфет и шоколаду, 60 кг мыла, 156 кг мясных и колбасных изделий и т. д. всего на сумму 8000 руб. при лимите 1500 руб. в месяц».

С какой же радостью жаловался на Суслова его сменщик!

В Комиссии партийного контроля при ЦК провели следствие и доложили члену Политбюро и секретарю ЦК Андрею Александровичу Жданову, что именно сообщили опрошенные по этому делу:

«Известно о нескольких случаях задержания органами милиции на рынке у частных лавочек Сусловой с шофером… Жена Суслова всегда носила продукты на базар лично сама, никому не доверяла… При выезде из Вильнюса жена т. Суслова увезла на 22 тыс. рублей мебели, которая числилась за Бюро ЦК ВКП/б/ по Литве».

Объяснительные записки по этому поводу представили и жена Михаила Андреевича, и он сам.

Елизавета Александровна Суслова писала:

«Это гнусная клевета, ложь… Что касается цифр, то я считаю, что здесь, видимо, вкралась ошибка… На базарах в г. Вильнюсе я вообще бывала очень редко и никогда органами милиции не задерживалась… В апреле 1946 г. в связи с отзывом т. Суслова а Москву на работу я выехала вместе с ним и была в Москве с 12 по 28 апреля. В мое отсутствие семью обслуживала жившая у меня домашняя работница…»

Елизавета Суслова пояснила: «В Вильнюсе мы были прикреплены к продуктовому магазину № 1, где я могла получать продукты на 2400 руб.».

Много это или мало?

По статистике, средняя заплата в 1946 году составляла около пятисот рублей.

А что насчет казенной мебели?

Суслова не сомневалась в своей правоте:

«За нами в г. Вильнюс был прислан работник управления делами ЦК. Он обратился к председателю Бюро ЦК по Литве тов. Щербакову с тем, чтобы часть мебели, находящейся во временном пользовании Суслова, передать на баланс управления делами ЦК. Тов. Щербаков дал согласие. Мебель в количестве 26 предметов на сумму 20050 руб. находится на временном пользовании у нас в кв. № 23 по Старо-Конюшенному пер., д. № 19, но числится на балансе управления делами ЦК ВКП/б/».

Этот документ демонстрирует не только огромный разрыв в уровне жизни между обычными гражданами и высокими чиновниками, призывающими других строить коммунизм, но и полнейшую уверенность истеблишмента в своем праве на привилегии.

Опытный Суслов писал Жданову совсем в иной тональности:

«Я не в состоянии проверить правдоподобность приводимых фактов, поскольку эти факты имели место, когда я работал уже в Москве…

Во всяком случае часть этой мебели привезена женой напрасно, хотя с соблюдением законности. И, конечно, если бы переезд семьи происходил при мне, этого бы не случилось. Жену я крепко отругал тогда же, но поправить ее уже было поздно… Со своей стороны могу сказать лишь одно, что никогда не замечал за женой – членом ВКП/б/ – что-либо похожего на эти грязные и позорные дела, о которых сообщается…

Должен заявить Вам, Андрей Александрович, что пишу это объяснение с большой болью: за 25 лет своего пребывания в партии мне никогда еще не приходилось объясняться за свою личную жизнь. Всегда и всюду я проявлял партийную щепетильность в отношении материальных благ жизни и очень мало интересуюсь ими. И глубоко уверен в том, что никто не бросит в меня грязь в этом отношении».

Сталин на такие истории не обращал внимания, так что вопрос был закрыт. Но сам Суслов лишний раз уверился в правоте своего раз и навсегда установленного правила: строго следовать букве ведомственных инструкций, которые определяли жизнь страны.

На Старой площади

В ЦК партии на Старой площади, где Суслов будет трудиться до конца жизни, он оказался в центре бесконечных интриг. Аппарат раздирали внутриведомственные баталии, борьба за влияние и ресурсы.

«Приходилось тщательно изучать статус приближенных вождя, – вспоминал один из подчиненных Суслова в аппарате ЦК. – Кто и насколько близок был к вождю из его соратников. А приближение к вождю было разное».

И нельзя было промахнуться. Заманчиво добиться расположения одного из сильных мира сего. Но поставишь не на ту лошадку – пропадешь при очередной смене высокого начальства. Суслов изначально выбрал точную позицию: отношения со всеми исключительно служебные. Разговоры только по делу. Никакого панибратства.

«За годы работы в аппарате, – рассказывал Георгий Валентинович Шумейко, много лет проработавший в ЦК, – я привык к дисциплине, делающей служебной нормой уклонение товарищей от того, чтобы углублять разговор на “нежелательную тему” или вообще обрывать его без видимой причины. “Признано нецелесообразным” – на том ставилась точка!»

Формировался определенный тип партийного работника, который в идеологической сфере ни себе, ни другим не позволял отклоняться от генеральной линии. Это обеспечивало комфортное существование.