В компартии Литвы литовцы в ту пору составляли меньшинство. Начальниками в республику присылали людей со стороны. В Москве заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК КПСС Евгений Иванович Громов информировал свое начальство: почти все вторые секретари (а они отвечали за кадровую работу) партийных комитетов – русские. Приезжие исходили из того, что Литва – такая же часть Советского Союза, как и любая другая область, поэтому нет смысла учить местный язык и вникать в местные обычаи.
Суслов писал в Москву:
«У некоторой части русских товарищей, прибывших в Литву, в партийной и государственной работе проявлялись в известной мере реакция на ошибки националистического порядка, допускавшиеся местными парторганизациями, недооценка, а иногда и игнорирование национальных особенностей. Так, например, секретарь Клайпедского горкома партии т. Шилин, ныне освобожденный от обязанностей, на пленуме ЦК КП(б)Л заявлял примерно так: “нам нечего беспокоиться об учете национальных особенностей, наша задача – проводить революционную линию”».
Все это вырвалось на поверхность после смерти Сталина. Лаврентий Берия сделал ставку на национальные республики. Он жаждал власти, примеривался к креслу первого человека в стране и хотел найти опору в лице секретарей республиканских ЦК. Поэтому требовал предоставить им больше прав – прежде всего в продвижении местных кадров.
Доклад тогдашнего министра внутренних дел Литвы генерал-майора Петра Павловича Кондакова о националистическом подполье Берию не устроил. Он спросил министра, почему он именует подпольщиков «бандитами»?
– Они вооружены, грабят и убивают советских людей, – ответил Кондаков.
– Вы сами вынуждаете их к таким действиям, – возразил Берия.
Он распорядился пересмотреть карательную политику в Литве:
«За послевоенный период подвергнуто разным видам репрессий более 270 тысяч человек, то есть около десяти процентов населения. Но буржуазно-националистическое подполье не только не ликвидировано, но и сумело пустить глубокие корни и даже создать себе некоторую опору в недрах самого населения. Основной ошибкой следует признать то, что партийное и советское руководство Литвы фактически перепоручило важное дело ликвидации буржуазно-националистического подполья органам государственной безопасности, а те, в свою очередь, свели это дело к массовым репрессиям и чекистско-войсковым операциям».
На работу в органы госбезопасности республики литовцев не брали – у многих были родственники за рубежом.
Антанас Снечкус робко поставил этот вопрос на секретариате ЦК в Москве:
– Неужели бабушки и дедушки играют решающую роль, а не сам человек?
Глава правительства Георгий Маленков его поддержал:
– Бандиты у себя друг другу больше доверяют, нежели наши работники.
Берия приказал продвигать местные кадры. В Литве за несколько дней сменили всех руководящих работников в системе МВД. Расстались с приезжими, с теми, кто не знал литовский язык. Все документы писали только на литовском языке, на совещаниях выступали исключительно по-литовски. Составляли списки нелитовцев в партийном и советском аппарате, интересовались: куда вы после освобождения от должности намерены вернуться?
По республике пошли разговоры, что все русские уедут.
На пленуме ЦК компартии Литвы председатель Совета министров республики Мечисловас Гедвилас сочувственно обратился к литовцам, не знавшим родного языка:
– Русских отзовут, а куда поедете вы, забывшие язык своих отцов?
Секретарь Варенского райкома партии Кашинскас порадовал коллег:
– Раньше политика в отношении литовцев была неправильной и проводилась так же, как при немецкой оккупации. Сейчас вопрос решается правильно. Нечего русским делать в Литве, пусть убираются отсюда.
Секретарь Пагегского райкома партии Генявичюс в ресторане провозгласил тост:
– Я пью за единую и независимую Литву!
Жена руководителя одного из районов рассказывала что «скоро подадут эшелоны и будут вывозить русских так, как они вывозили литовцев».
После ареста Берии эти разговоры прекратились, но республика осталась на особом положении. В том числе и потому, что в Москве сознавали особую сложность литовской истории и помнили, как отчаянно сражались «лесные братья». Литве позволяли, пожалуй, больше, чем другим республикам.
Летом 1959 года первый секретарь ЦК Никита Сергеевич Хрущев возмущался национальной политикой в Прибалтике:
– В Литве у руководства только литовцы. Русских никуда не выдвигают, только милиционерами. В милицию выдвигают русских, когда арестовывать, надо русских тянуть, мол, видите, что русские делают. Я это говорю для большей активности, что у товарища Снечкуса не лучше дело, чем у латышей. И в Эстонии не лучше дело, чем у латышей. Надо правду сказать и поднять людей на борьбу против этого.
В Риге тогда высоких постов лишилась большая группа «латышских националистов», но Литву не тронули.