Михаил Суслов

Политбюро приняло специальное постановление: «В связи с тем, что работники Министерства иностранных дел по роду своей службы поддерживают связь с иностранцами, считать необходимым возложить на МГБ чекистское обслуживание аппарата МИД».

Суслов, демонстрируя свою бдительность, доложил руководству страны о «возмутительном случае», происшедшем во Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей. Там отмечали столетие со дня рождения знаменитого американского изобретателя Томаса Эдисона, почетного члена Академии наук СССР. Академик Михаил Викторович Кирпичев, известный физик и лауреат Сталинской премии, назвал Эдисона «тем идеалом, к которому все стараются стремиться», а американцев «замечательной нацией».

Суслов был возмущен словами академика. Он докладывал Сталину о том, что во многих учреждениях культуры и науки «укоренились низкопоклонство и угодничество перед заграницей и иностранцами, потеряны бдительность и чувство советского патриотизма».

В 1946 году, когда Суслов обосновался на Старой площади, аппарат ЦК был радикально реформирован. Многие отделы ликвидировали, остальные вошли в два крупных управления – пропаганды и агитации и кадров. Управлением кадров руководил только что избранный секретарем ЦК и членом оргбюро ЦК Алексей Александрович Кузнецов. Сталин перевел его из Ленинграда – Кузнецов отличился во время обороны города. Ему прочили большую карьеру, никто и представить себе не мог, как закончится его жизнь…

Управление пропаганды и агитации ведало партийной учебой, печатью – газетами и журналами, радиовещанием, книжными издательствами, художественной литературой, а также искусством: театром и кинематографом. Начальником управления еще до войны стал Георгий Федорович Александров, который долго работал в Исполкоме Коминтерна и в аппарате ЦК. Курировал управление пропаганды член Политбюро Андрей Жданов. С его именем связаны громкие идеологические постановления, которые во многом определили духовную атмосферу в стране после войны. Самые знаменитые из них появились в 1946 году – о журналах «Звезда» и «Ленинград» (от 14 августа) и о кинофильме «Большая жизнь» (от 4 сентября). Эти постановления перечеркивали надежды интеллигенции на то, что после войны настанут более свободные времена. Замечательная поэтесса Анна Ахматова и знаменитый прозаик Михаил Зощенко были исключены из Союза советских писателей. Вторая серия фильма «Большая жизнь» была запрещена за «идейно-политическую порочность, фальшивое, искаженное изображение советских людей».

Осенью 1946 года Жданов приехал в Ленинград – выступать по поводу Зощенко и Ахматовой. Сильва Соломоновна Гитович, которая работала в ленинградском отделении Союза писателей, вспоминала:

«На трибуне Андрей Александрович Жданов – представительный, полнеющий, с залысинами на висках, с холеными пухлыми руками. Он говорит гладко, не по бумажке, стихи цитирует наизусть. Все, что он говорит, ужасно. С каждой его фразой напряжение все более и более возрастает. В зале тревожная, щемящая тишина. Все боятся посмотреть друг на друга».

На ужинах, которые устраивал Сталин, он сажал рядом с собой Жданова и назначал его тамадой. Правда, всякий раз подсказывал Андрею Александровичу, когда и за кого пить, а иногда и буквально диктовал текст тоста. Другие члены Политбюро недолюбливали Жданова, которому, как им казалось, слишком легко далось возвышение по партийной лестнице. Завидовали – как без этого!

Но Андрей Александрович довольно скоро впал в немилость. Сталин потерял к Жданову интерес. Почему? Он постоянно менял кадры, выдвигал новых людей. И для Жданова настало время уйти. Личных претензий к нему не было – он просто оказался лишним.

Подкоп под Жданова начался с атаки на его главного подчиненного – начальника управления пропаганды Александрова. 22 апреля 1947 года Политбюро приняло решение провести вторую дискуссию по книге Александрова «История западноевропейской философии». Как будто появление книги партийного чиновника Александрова было таким крупным событием, что заслуживало внимания высшего органа власти!

Книга уже получила Сталинскую премию и была рекомендована в качестве учебника для вузов. Дискуссию организовали вторично, потому что первая, проведенная Институтом философии Академии наук, не понравилась Сталину недостаточной критичностью. Вождь хотел, чтобы Александрова обвинили в идеологических ошибках, а заодно еще и в плагиате.

Николай Семенович Патоличев, тогда секретарь ЦК, вспоминал, как после совещания в кабинете Сталина все встали и пошли к выходу.

Вождь сказал:

– Патоличев, задержитесь.

Все вышли. Николай Семенович стоит у двери, ждет, что скажет вождь. А тот что-то на столе перебирает. Время идет. Патоличев думал: не забыл ли?

Наконец Сталин оторвался от письменного стола, сделал несколько шагов и спросил:

– Скажите, Александров сам пишет?

Патоличев твердо ответил:

– Александров пишет сам.

Сталин внимательно посмотрел на Патоличева, помолчал:

– Ладно, можете идти.

Вообще-то творческая манера Александрова, которого в 1946 году сделали академиком, была известна в Москве.