Михаил Суслов

Через три года из Улан-Батора Молотова перевели в Вену – представителем в Международном агентстве по атомной энергии. Карьерные дипломаты стремились перебраться из Азии в уютную Европу. Но в Улан-Баторе была хоть какая-то работа, а в Вене Молотов скучал. Однако он недолго просидел там. В столице Австрии в начале июня 1961 года состоялась встреча Никиты Сергеевича с новым американским президентом Джоном Кеннеди. В Вене Хрущева встречали все советские дипломаты, в том числе представитель в МАГАТЭ Молотов. Он пришел на вокзал вместе с женой Полиной Семеновной.

Хрущев широко улыбнулся и сказал:

– А-а, Вячеслав Михайлович, здравствуйте, я вас очень рад видеть.

Но едва ли ему приятно было с ним встретиться. Судьба Молотова решилась через несколько месяцев, когда он обратился к руководству партии с очередной запиской. Вячеслав Михайлович напрасно напомнил о себе – вызвал раздражение.

7 октября на заседании Президиума ЦК Хрущев сказал:

– Может быть, отозвать его из Вены? А если будет упорствовать, так и исключить из партии…

Молотова отозвали, а в феврале 1962 года первичная организация управления делами Совета министров исключила его из партии. Вячеслав Михайлович протестовал. Его дело разбирал Свердловский райком, потом Московский горком партии.

Окончательное решение принял первый секретарь горкома Петр Нилович Демичев:

– Вы должны сдать ваш партийный билет.

Комитет партийного контроля при ЦК КПСС счел исключение правильным.

Молотов не смирился с исключением из партии и ежемесячно посылал в ЦК партийные взносы. За ним, как и за другими бывшими партийными руководителями присматривали. Председателю КГБ Владимиру Ефимовичу Семичастному в 1962 году Хрущев поручил побеседовать с Кагановичем, который продолжал говорить о том, что его несправедливо отправили в отставку. Опытный Лазарь Моисеевич приехал на Лубянку с узелком, думая, что домой не вернется…

Михаил Андреевич твердо поддерживал Никиту Сергеевича в критические минуты. Сомнения позволял себе лишь в тех случаях, когда сам Хрущев нарушал каноны, совершал нечто непозволительное и опасное для партии, скажем, когда он задумал разрушить традиционную структуру партийного аппарата.

Суслов поддержал отставку маршала Жукова с должности министра обороны за то, что Георгий Константинович пренебрежительно относился к политработникам.

Когда шло сокращение армии, Жуков старался сохранить побольше строевых командиров, увольняя тыловиков и политработников. В реформируемой армии нелюбовь к прохлаждающимся политработникам была очевидной. Строевые офицеры целый день в поле на учениях, а политработники в клубе газеты читают, к лекции готовятся… Жуков считал их просто бездельниками.

На Пленуме ЦК Суслов, оскорбленный до глубины души, цитировал Жукова:

– Политработники привыкли за сорок лет болтать, потеряли всякий нюх, как старые коты… Им политработникам, только наклеить рыжие бороды и дать кинжалы – они перерезали бы командиров.

Хрущев, конечно же, рассматривал Жукова как вероятного политического соперника. Жесткий характер маршала, его полнейшая самоуверенность пугали не только Хрущева, но и Сталина.

Заодно маршала вычеркнули из истории – перестали упоминать, словно и не было такого полководца Победы. На первый план вышли другие полководцы, менее удачливые на войне. Они-то были довольны тем, что Георгий Константинович в опале. Завидовали его славе и всенародной любви.

Но именно Суслов со временем примет решение публиковать мемуары маршала – книгу «Воспоминания и размышления».

19 мая 1963 года Хрущев получил записку председателя КГБ Семичастного:

«По имеющимся у нас данным, Жуков собирается вместе с семьей осенью выехать на юг в один из санаториев МО. В это время нами будут приняты меры к ознакомлению с написанной им частью воспоминаний».

На следующий год Хрущева отправили на пенсию. В 1965 году главный редактор «Военно-исторического журнала» генерал-лейтенант Николай Григорьевич Павленко решил к 20-й годовщины Победы опубликовать статью Жукова. Маршал обрадовался и предложил журналу главу из своих воспоминаний. Текст отправили в ГлавПУР и в ЦК. Начальником Главного политического управления стал генерал Алексей Алексеевич Епишев, в прошлом первый секретарь Одесского обкома, заместитель министра государственной безопасности, посол в Румынии и Югославии. Он бдительно следил за мемуарной литературой: разрешал только правильные книги. Епишев ответил: ГлавПУР против и Павленко будет нести «личную ответственность за статью».

Павленко, хороший военный историк, опубликовал Жукова – этот номер журнала читали все. В августе 1965 года издательству Агентства печати «Новости» разрешили подписать с Жуковым договор на издание его книги – в том числе за границей. Но военные возражали: другие генералы уже заняли место маршала в истории. Его воспоминания бесконечно правили, редактировали и переписывали.

3 марта 1968 года на заседании Политбюро Леонид Ильич Брежнев возмущался: