Михаил Суслов

Во Владимирской тюрьме сына вождя держали под фамилией «Васильев». Совсем еще молодой человек, он сильно болел – видимо, на почве неумеренного употребления горячительных напитков. Да и тюрьма быстро разрушает здоровье.

Прошло несколько лет, и Хрущев сказал:

– Я за то, чтобы его освободить.

Исполняя волю первого секретаря, 5 января 1960 года председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин и генеральный прокурор Роман Андреевич Руденко доложили в ЦК:

«Сталин В. И. содержится в заключении шесть лет восемь месяцев. За этот период времени администрацией мест лишения свободы характеризуется положительно. В настоящее время он имеет ряд серьезных заболеваний (заболевание сердца, желудка, сосудов ног и другие недуги). Учитывая вышеизложенное, просим ЦК КПСС рассмотреть следующие предложения:

– применить к Сталину В.И. частную амнистию, освободить его от дальнейшего отбывания наказания и снять судимость;

– поручить Моссовету предоставить Сталину В. И. в г. Москве трехкомнатную квартиру;

– поручить министерству обороны СССР назначить Сталину пенсию в соответствии с законом, предоставить ему путевку в санаторий сроком на три месяца и возвратить изъятое при аресте лично принадлежавшее ему имущество;

– выдать Сталину В.И. тридцать тысяч рублей в качестве единовременного пособия».

8 января предложения Шелепина и Руденко были приняты. 11 января Василий Сталина досрочно освободили. Но ничем из того, что ему обещали, он воспользоваться не успел – запил, а через три месяц его вновь арестовали «за продолжение антисоветской деятельности».

Что произошло? Он побывал в китайском посольстве, где сделал «клеветническое заявление антисоветского характера». Какое? Василий Иосифович попросил отпустить его в Пекин для лечения. Но отпускать сына вождя в Китай, отношения с которым портились на глазах, партийное руководство не собиралось.

– Василий Сталин – это антисоветчик, авантюрист, – говорил Суслов. – Надо пресечь его деятельность, отменить указ о досрочном освобождении и водворить обратно в заключение.

В решении Президиума ЦК записали:

«В связи с преступным антиобщественным поведением В. Сталина отменить постановление Президиума Верховного Совета СССР от 11 января 1960 года о досрочном освобождении В. Сталина от дальнейшего отбытия наказания и снятии судимости; водворить В. Сталина в места лишения свободы для отбытия наказания согласно приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР от 2 сентября 1953 года».

Василия Сталина вернули в тюрьму.

Сталинского зятя Юрия Андреевича Жданова, который заведовал в ЦК КПСС отделом, тоже выслали из Москвы. После смерти вождя беседу с ним провели сразу три секретаря ЦК – Суслов, Поспелов и Шаталин.

Суслов поинтересовался у своего недавнего подчиненного:

– Где вы работали до аппарата ЦК?

– Был ассистентом в Московском университете.

– Видимо, вам целесообразно туда вернуться, – констатировал Суслов.

Но оставлять его в столице не захотели.

Через неделю Жданова вызвали вновь и сделали иное предложение:

– ЦК считает, что вам следует получить опыт местной партийной работы. Было бы полезно поработать в отделе науки Челябинского или Ростовского обкома.

Юрий Андреевич выбрал Ростов, где до войны работал Суслов. Там и остался, больше его не трогали.

Через десять с лишним лет от Суслова будет зависеть судьба бывшей жены Юрия Жданова и дочери вождя – Светланы Иосифовны Аллилуевой (Сталиной). Ее личная жизнь тоже складывалась не слишком удачно. Светлана связала свою жизнь с индийским коммунистом. Браджеш Сингх жил в Москве и работал переводчиком в Издательстве иностранной литературы. Осенью 1966 года муж – он был значительно старше – тяжело заболел, и Светлана обратилась в ЦК с просьбой разрешить отвезти его на родину, в Индию для лечения. Ее пригласили к Михаилу Андреевичу.

Светлана Аллилуева записала этот разговор:

«Суслова я видела при жизни отца несколько раз, но никогда не говорила с ним. Он начал: “Как живете? Как материально? Почему не работаете?”

Но я позволила себе напомнить о моем письме: “Разрешат ли мне то, о чем я прошу? Мы оба просим. Неужели нельзя удовлетворить последнее желание человека?”

Суслов нервно двигался, сидя за столом. Бледные руки в толстых склеротических жилах ни минуты не были спокойны. Он был худой, высокий, с лицом желчного фанатика. Толстые стекла очков не смягчали исступленного взгляда, который он вонзил в меня.

“А ведь ваш отец был очень против браков с иностранцами. Даже закон у нас был такой!” – сказал он, смакуя каждое слово.

“Ну что ж, – сказала я, по возможности вежливо, – он в этом ошибался. Теперь это разрешено всем – кроме меня”.

Суслов дернулся и немного задохнулся. Руки завертели карандаш.

“За границу мы вас не выпустим! – сказал он с предельной ясностью. – А Сингх пусть едет, если хочет. Никто его не задерживает”.

“Он умрет!” – сказала я, чувствуя, что сейчас надо говорить короче. – “Он умрет здесь, и очень скоро. Эта смерть будет на совести всех нас, и на моей совести! Я не могу допустить этого. Это будет стыд и позор всем нам”.