Михаил Андреевич озабоченно вопрошал:
– А не вызовет ли это раскола в партии или даже гражданской войны?
Но, увидев, что решительно все объединились против Никиты Сергеевича, присоединился к большинству.
– В смещении Хрущева Суслов никакой роли не сыграл, – уверенно говорил мне тогдашний первый секретарь московского горкома Николай Егорычев. – Ему просто не доверяли.
Суслов и Егорычев вместе ездили в Париж на похороны генерального секретаря французской компартии Мориса Тореза, скончавшегося 11 июля 1964 года. Егорычева попросили во время поездки аккуратно прощупать Суслова: как он отнесется к смещению Хрущева? В Париже перед зданием советского посольства был садик. Они вдвоем вышли погулять.
Чужих ушей не было, и, воспользовавшись случаем, Николай Григорьевич заговорил с Сусловым:
– Михаил Андреевич, вот Хрущев сказал, что надо разогнать Академию наук. Это что же, мнение президиума ЦК? Но это же безумие! Хрущев это произнес, а все молчат, значит, можно сделать вывод, что таково общее мнение?
На Пленуме ЦК Хрущев, раздраженный оппозицией научного сообщества «народному академику» Трофиму Денисовичу Лысенко, разразился косноязычной тирадой:
– Для политического руководства, я считаю, у нас достаточно нашей партии и Центрального Комитета, а если Академия наук будет вмешиваться, мы разгоним к чертовой матери Академию наук, потому что Академия наук нам не нужна, потому что наука должна быть в отраслях производства, там она с большей пользой идет. Академия нужна была для буржуазного русского государства, потому что этого не было…
Первый секретарь Новосибирского обкома Федор Степанович Горячев рассказывал, что Хрущев уже дал ему указание подыскать в области место, где разместится переведенная из Москвы Академия наук.
Тут стал накрапывать легкий дождичек, Суслов поспешно сказал:
– Товарищ Егорычев, дождь пошел, давайте вернемся.
Осторожный Суслов не рискнул беседовать на скользкую тему. А через несколько месяцев, сразу после окончания октябрьского пленума, на котором Хрущева отправили на пенсию, Суслов посмотрел в зал, где сидели члены ЦК, поинтересовался:
– Товарищ Егорычев есть?
Он плохо видел.
Егорычев откликнулся:
– Я здесь!
Суслов кивнул ему:
– Помните нашу беседу в Париже?
Конечно же, у Михаила Андреевича были личные причины желать ухода Хрущева. Он не мог не чувствовать, что Никита Сергеевич относится к нему пренебрежительно.
А Хрущев откровенно возмущался своими подчиненными, которые умели только речи произносить и бумаги писать:
– Постарели, одряхлели, истрепались! Когда я пришел в ЦК, то в аппарате слух распространился: Хрущев хочет, чтобы мы занимались подсчетом, сколько поросят поросится и сколько коровы молока надаивают. А что же нам делать? Лекции читать? Какому дураку нужны лекции, если нет молока, мяса и хлеба?
Кто бы мог подумать, что Никита Сергеевич в конце жизни так возненавидит профессиональных партийных секретарей? Как и Сталин в конце жизни, он утратил интерес к партийному аппарату, предпочитая работать напрямую с правительством.
Хрущев жаждал обновления кадров. Его захватила новая идея – не позволить чиновникам засиживаться в своих креслах. Два срока и пусть уходят. Именно это создало ему больше всего врагов внутри аппарата.
Никита Сергеевич рассчитывал на поддержку молодых, которым смена кадров открывала дорогу наверх. Но молодые аппаратчики, как и старшие товарищи, не принимали хрущевской идеи. Только занял кресло – и уже освобождать?
Хрущев, похоже, сознавал, что придется менять политические механизмы. В октябре 1962 года он разослал членам Президиума ЦК записку «О перестройке партийного руководства промышленностью и сельским хозяйством». Он предложил разделить партийные органы на промышленные и сельскохозяйственные. Так в каждой области и крае вместо одного обкома появились два – один занимался промышленностью, другой – сельским хозяйством. Раздел власти проходил болезненно, породил интриги и склоки и вызвал дополнительную ненависть к Хрущеву. И главное – сокращались власть и влияние обкомов.
Хрущев задумал коренным образом поменять систему управления экономикой и вместо министерств ввел систему региональных Советов народного хозяйства, которым подчинялась вся экономическая жизнь. Недоволен был партийный аппарат. Совнархозы обрели самостоятельность и фактически вышли из подчинения обкомам. Иначе говоря, партработники теряли контроль над производством.
В 1962 году Хрущев укрупнил совнархозы. Теперь на территории одного совнархоза оказались несколько обкомов, и партработники фактически оказывались в подчинении производственников. Если бы хрущевские реформы продолжились, партаппарат вообще остался бы не у дел.
По поручению Хрущева в 1957 году Суслов подготовил записку в Президиум ЦК о сокращении штатов сельских райкомов:
«Предусматривается иметь в сельских райкомах, как правило, три секретаря, а в небольших районах – два секретаря райкома партии. Установить для сельских райкомов партии три группы по штатам в зависимости от количества населения, экономики района и численности партийной организации.