«О, дружба на условіяхъ не годится мнѣ! За что люблю я Христину ? За то , что она любитъ меня безотчетно , и даже теперь не знаетъ о моемъ намѣреніи, если о томъ не сказалъ ей отецъ.
— А ты уже сдѣлалъ предложеніе отцу?
« Да !
—Такъ это уже не просто намѣреніе, а событіе?
«Конечно. Вольно тебѣ не вѣрить.
—Если такъ, то я не хочу напрасно терять словъ. Женись, Михайло ! Но съ этой минуты мы не товарищи съ тобой.
«Почему-же , Виноградовъ?
- Потому, что должны идти разными путями. Ты погрязнешь теперь въ семейной жизни, а я хочу еще приготовляться быть полезнымъ отечеству.
«Неужели-жь ты думаешь , что я меньше тебя буду полезенъ ему ? О, ты не знаешь меня, Виноградовъ !
— Чего ждать, отъ человѣка , столько безхарактернаго, что онъ для взгляда первой дѣвчонки, для пустаго удовольствія, готовъ бросить все назначеніе своей жизни !
«Удержись, Виноградовъ, отъ такихъ словъ, какъ я удерживаюсь отъ гнѣва на тебя!
— Да, конечно лучше молчать. Но я еще долженъ объявить тебѣ, что мы и безъ этого скоро разстались-бы.... только можетъ быть иначе нежели теперь.
«Какъ? что это значитъ?
— Я ѣду изъ Марбурга.
«Куда ? зачѣмъ ?
— Профессоръ Вольфъ
отправляетъ меня въ Швейцарію и на Апеннинскія горы. Тебѣ сдѣлалъ онъ также назначеніе , только на слѣдующій годъ.«Я ничего и не знаю объ этомъ.
—Потому что не рѣдко пропускаешь лекціи, и не ходишь къ Профессору.
« Да, это правда. Но въ послѣднее время я, право, не могъ. . ...
—Видишь-ли, Ломоносовъ, слѣдствія. . . .
«Не говори , ради Бога , не говори ! Вскорѣ окончатся мои душевныя тревоги, и тогда примусь я за дѣло съ новымъ жаромъ.
— Дай Богъ , дай Богъ — сказалъ Виноградовъ качая головой.
Видимая холодность раздѣлила друзей въ послѣдніе два дни , которые Виноградовъ провелъ до своего отъѣзда въ Швейцарію. Онъ сердился на Ломоносова и не могъ одобрять его намѣренія ; а тотъ былъ влюбленъ , былъ гордъ, и не могъ сознаться въ своемъ безразсудствѣ, потому что не видалъ его. Они разстались молча; только взоры говорили за нихъ. Казалось , друзья , столь различные характеромъ , готовы были сказать одинъ другому : хоть я и сержусь на тебя, а все-таки люблю.
Между тѣмъ старикъ портной не давалъ отвѣта , и съ того-же дни, въ который Ломоносовъ имѣлъ съ нимъ объясненіе , велѣлъ приносить обѣдъ въ комнату постояльцевъ.
Ломоносовъ рѣшился идти къ нему самъ.
— Я пришелъ услышать ваше согласіе— смиренно сказалъ онъ портному.
Старикъ примѣтно встревожился и возразилъ полу-сердито:
« Милостивый государь I я сказалъ вамъ и повторяю теперь, что не могу согласиться на бракъ вашъ съ моею дочерью.
— Это послѣднее вате слово ?
«Да. Я просилъ-бы еще васъ перемѣнить квартиру, потому что, послѣ нашего объясненія, вамъ уже не годится быть въ моемъ домѣ, а мнѣ не льзя держать отъ васъ взаперти Христину. Вы знаете, что она у меня хозяйничаетъ въ домѣ всѣмъ: я безъ нея какъ безъ рукъ.
Спокойно выслушалъ Ломоносовъ этотъ Нѣмецкій отвѣтъ, и сказалъ :
— Желаніе ваше будетъ исполнено.
Отъ чего-же явилось такое спокойствіе въ Ломоносовѣ ?... Онъ былъ готовъ къ отвѣту портнаго ; еще больше : онъ рѣшился жениться на Христинѣ тайно, и уже получилъ на то ея согласіе. Пылкая юность ихъ разсудила, что надобно только обвѣнчаться, а отецъ по неволѣ приметъ ихъ къ себѣ, хоть вѣроятно и посердится. Такая рѣшительность не должна казаться странною въ молодой дѣвушкѣ, простой дочери портнаго. Въ этихъ простыхъ существахъ иногда скрываются сильныя чувства , пламенныя страсти, которыя пожаромъ
вспыхиваютъ отъ прикосновенія такихъ душъ, какую встрѣтила Христина въ Ломоносовѣ. Можетъ быть , она оеталась-бы навсегда мирною хозяйкою простаго Нѣмецкаго быта, еслибы судьба не сблизила ея съ такимъ человѣкомъ. Но удивительно-ли, что Этна
И трудно-ли было скрыться влюбленной дѣвушкѣ отъ старика отца, у котораго она составляла почти всю прислугу ? Можетъ быть сердце ея трепетало, когда выходила она изъ отеческаго дома, съ тѣмъ чтобы навсегда соединить свою судьбу съ человѣкомъ , уже не чужимъ ей любовью, но увлекавшимъ ее совсѣмъ въ иной міръ. Однакожь рѣшительность превозмогла все : Христина ушла съ Ломоносовымъ въ церковь , и пасторъ, напередъ задобренный, обвѣнчалъ ихъ. Печально было это торжество , столь милое сердцу ! Почти одиноко окончился обрядъ въ церкви; но по выходѣ изъ нея, когда надобно было идти не въ домъ отеческій , а на квартиру., вновь нанятую Ломоносовымъ, Христина почувствовала, что тоска сжала ея сердце. Только тутъ поняла она вину свою !
Очарованный своимъ счастіемъ , Ломоносовъ показывалъ ей приготовленное имъ убѣжище, гдѣ все было бѣдно, однакожь удобно для жиз-
ни; Христина ne могла глядѣть ни на что. Она ллакала и сквозь слезы говорила ему: -
- «Я бѣжала изъ отеческаго дома, какъ npe-
-ступница! Я рѣшилась на дѣло не угодное Богу! Родитель не благословилъ меня! . . .
- —Но Церковь благословила насъ, Христина! Завтра-же пойдемъ мы къ родителю твоему, и онъ конечно проститъ тебя, когда увидитъ наше счастіе !
«Проститъ! Для чего-же должна я искать его