Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

него такого впечатлѣнія какъ Гинтеръ, котораго читалъ и перечитывалъ Ломоносовъ. Онъ тотчасъ принялся за теорію Русскаго стиха, и попытки его выходили удачны. Слова мужественнаго языка нашего легко укладывались въ Александрійскіе стихи. Поэтъ былъ въ восторгѣ отъ этого, и началъ писать множество посланій и похвальныхъ стиховъ своей милой Христинѣ. Одними изъ нихъ онъ былъ такъ доволенъ, что рѣшился сказать ей объ этомъ.

Случилось, что отца ея не было дома къ обѣду; Виноградовъ часто отлучался въ послѣднее время, и Ломоносову пришлось въ первый разъ обѣдать съ Христиной одному. Слугъ не было, и молодая хозяйка сама ходила за кушаньемъ, то-же своего приготовленія. Никогда еще Ломоносовъ не видалъ ея столько веселою и привѣтливою къ нему. Онъ не замѣтилъ, какъ окончился обѣдъ, въ разговорахъ живыхъ, радостныхъ. Послѣ обѣда , когда Христина собрала со стола и принялась за какое-то рукодѣлье, Ломоносовъ еще не оставлялъ ея комнаты.

— Христина! —сказалъ онъ ей наконецъ.— Знаете-ли, что я написалъ для васъ стихи ?

« Стихи ? для меня ? » спросила она съ изумленіемъ, въ которомъ видно было удовольствіе.

« Какіе-же это стихи ?

— Я говорю въ нихъ то, что чувствую....

, >oglc

« Михайло ! » прервала она его. « Я конечно могу знать все, что вы чувствуете: такъ увѣрена я въ добромъ вашемъ сердцѣ.

— О, конечно, конечно, Христина! Ты угадала. . .. Прости меня, что я говорю тебѣ дружеское ты : я не могу называть тебя многоличнымъ вы.

_ Христина уже такъ привыкла къ страстнымъ выраженіямъ Ломоносова, что ей не показалось страннымъ и это признаніе его. Напротивъ, она радостно приняла его , и вмѣсто отвѣта промолвила :

— Прочитай-же стихи, написанные для меня.

Босторженный Ломоносовъ выхватилъ изъ кармана бумагу и началъ читать ; но вскорѣ ему самому стало смѣшно, что онъ читалъ Русскіе стихи Нѣмкѣ, не понимавшей ни одного Русскаго слова.

И онъ, и Христина засмѣялись.

— А какъ мнѣ жаль, что я не понимаю твоихъ стиховъ ! — сказала наконецъ она съ чувствомъ. — Выучи меня Русскому языку, Михайло !

Ломоносовъ онѣмѣлъ отъ восхищенія, когда услышалъ это желаніе, высказанное съ дѣтскимъ простодушіемъ.

« Ты будешь учиться Русскому языку, Христина ?

— Да , для того , чтобы понимать твои стихи.

Ломоносовъ сталъ на колѣни и торжественно произнесъ :

« Даю слово , что ты выучишься Русскому языку ! Никакія препятствія не отвлекутъ меня отъ этого. Но , Христина , достанетъ-ли твоей рѣшимости ?

« Учиться? у тебя? О, вѣрно ты не сдѣлаешь для меня того , что я готова для тебя сдѣлать! Иначе ты не сталъ-бы спрашивать меня объ этомъ.

— Я готовъ отдать тебѣ жизнь мою ! Она твоя, твоя съ этихъ поръ !

«А моя давно принадлежитъ тебѣ, Михайло!

Христина сказала это, и сама встревожилась. Въ смущеніи прибавила она :

— Я думаю, скоро придетъ папенька: онъ не любитъ долго оставаться на обѣдахъ. Пора намъ разлучиться.

« О, я не хочу оставить тебя !

— Должно, Михайло.

Христина! для чего не могу я всегда быть съ тобой, видѣть тебя, слышать, восхищаться тобой !

Она не хотѣла слушать его долѣе, и поспѣшила уйдти.

Черезъ нѣсколько дней , влюбленные условились , чтобы каждое послѣ-обѣда, когда старикъ портной отдыхалъ въ дальней каморкѣ, Ломоносовъ приходилъ учить Христину Русскому языку. Ученье это состояло въ томъ, что онъ приносилъ ей нѣсколько Русскихъ словъ, написанныхъ Нѣмецкими буквами , вмѣстѣ съ переводомъ, и на слѣдующій день училъ ее составлять изъ нихъ фразы. Онъ дивился успѣхамъ своей ученицы. Въ самомъ дѣлѣ , въ немного дней она выучила множество словъ и цѣлыхъ рѣченій. Великое слово: люблю, разумѣется, играло тутъ важную роль.

Безотчетное, пылкое чувство наконецъ стало принимать для Ломоносова одинъ образъ, опредѣленный и обольстительный. Онъ воображалъ Христину своею неразлучною подругою, и часто, одинъ, думалъ, какъ счастливъ былъ-бы онъ, если-бы соединилъ съ нею судьбу свою. «Христина такъ прекрасна, такъ любитъ меня! Она усладила-бы жизнь мою ; я не былъ-бы одинокъ съ нею. Тогда и горести, которыя неизбѣжны для человѣка, не казались-бы мнѣ страшными. Я утѣшался-бы глядя на нее. Да , одинъ взглядъ ея уже дѣлаетъ меня счастливымъ. Что-же если-бы она была со мною всегда, неразлучно, принадлежала мнѣ?» спросилъ онъ наконецъ самъ себя. «Отецъ ея конечно согласится видѣть счастливою свою дочь. А другихъ пре-

ш

пятствій нѣтъ; надобно только согласіе отца, Виноградовъ сказалъ-бы: чѣмъ жить?... Правда, у меня нѣтъ никакого имѣнія, за то есть трудолюбіе. Буду работать, и прилежаніемъ заслужу себѣ мѣсто. До возвращенія въ отечество еще далеко; но здѣсь мы будемъ жить у отца. Неужели онъ не дастъ мнѣ угла ?... Но что думать объ этомъ! Это прозаическіе вздоры. Я буду счастливъ: вотъ главное! О, какъ буду я счастливъ ! Въ самомъ дѣлѣ , я не могу представить себѣ , какое чудное , непостижимое счастіе, всегда быть съ Христиной, знать, что она принадлежитъ мнѣ и можетъ открыто говорить : я твоя ! »

Онъ прыгалъ по комнатѣ и радовался какъ дитя, воображая Христину своей женою.