Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

Но ни ласковость Графа , ни привлекательный городъ, ни добрые, трудолюбивые Голландцы не могли долго удержать Ломоносова. Вскорѣ ему стала скучна однообразная, хотя и красивая жизнь туземцевъ, надоѣли ихъ опрятные домы, ихъ великолѣпныя фабрики , и всѣ чудеса ихъ промышленности. Онъ не чувствовалъ никакой склонности, никакого влеченія къ этой матеріялъности , и потому любопытство простаго путешественника скоро утомилось, тѣмъ больше , что совсѣмъ другія помышленія и надежды тѣснились въ головѣ его. Самое это положеніе какой-то неопредѣленности, неокончательности въ назначеніи жизни, начинало тяготить его. Онъ сталъ просить Графа позволить ему ѣхать въ Амстердамъ. Тотъ съ неизмѣннымъ доброжелательствомъ исполнилъ его просьбу.

Ломоносовъ еще въ первый разъ видѣлъ шутъ вельможу, во всемъ блескѣ его могущества, великолѣпія и образа жизни. Ольдекопъ, хотя не столь радушный въ пріемѣ и сильный въ помощи, сдѣлалъ на него впечатлѣніе также пріятное, Между тѣмъ, вспомнимъ, какую жизнь велъ самъ и съ кѣмъ жилъ до сихъ поръ Ломоносовъ, и не будемъ удивляться, если онъ былъ очарованъ привлекательною стороною знатныхъ людей.

« Вотъ истинные люди ! » размышлялъ онъ, «Вотъ благодѣтели человѣчества!... Я испыталъ много измѣненій въ жизни; знаю людей разныхъ состояній ; я родился и выросъ посреди мужиковъ : это грубые, несносные, часто безсмысленные невѣжды ! Долго жилъ я подъ ферулою монаховъ, и нахожу , что для человѣка, назначаемаго къ свѣтской жизни, они не могутъ быть ни товарищами , ни друзьями , ни даже наставниками ; они живутъ въ какой-то особенной, только для нихъ пригодной сферѣ. О, какъ я радъ, что избавился наконецъ отъ Нѣмецкихъ ученыхъ и вообще отъ Нѣмецкой жизни ! Надоѣли мнѣ эти тощія души! Рускому надобно совсѣмъ иное : надобна иная душа, которая даетъ характеръ всѣмъ нашимъ поступкамъ , всѣмъ дѣйствіямъ и даже уму. И вотъ наконецъ я вижу , гдѣ сосредоточено все благородное, прекрасное, достойное человѣка!

Вотъ общество, гдѣ развязаны умъ и душа, гдѣ не надобно приводить ихъ въ мѣрку. Какъ, грустно, кто я не рожденъ для общества, этихъ людей ! »

Понятно такое ослѣпленіе въ человѣкѣ, не имѣвшемъ никакой свѣтской опытности. Блескъ, представительность, кстати сказанное слово, кажутся ему кѣмъ-то превосходнымъ , потому кто самъ онъ не обладаетъ средствами для этого. Жаль, кто пріятныя заблужденія рѣдко бываютъ продолжительны !

Возвратившись въ Амстердамъ, Ломоносовъ имѣлъ время осмотрѣть этотъ славный городъ. Бродя но берегамъ. Амстеля, по каналамъ и мостамъ Голландской столицы, онъ понялъ мысль Петра Великаго, который столько любилъ Голландцевъ и ихъ стихію, море, кто перенесъ даже свою резиденцію въ болота Финскія, для того только , чтобы воспользоваться тамошнимъ многоводіемъ, и создать новый Амстердамъ. Какъ великій геній, Петръ соединилъ тутъ многіе, обширные государственные виды: и время оправдало большую часть его плана. Петербургъ сталъ на чреду первыхъ торговыхъ городовъ въ мірѣ ; но за то мысль Великаго не оправдалась самымъ Петербургомъ : онъ не имѣетъ сходства съ Амстердамомъ и ничего подобнаго себѣ; это, можно сказать, единственный, первый по красо-

f

тѣ своей городъ въ мірѣ, только ! Но это не Амстердамъ.

Ломоносовъ жалѣлъ, что не могъ побывать въ Заандамѣ, не могъ поклониться священной для каждаго Рускаго хижинѣ Петра, въ которой скрывалъ свое величіе преобразишель Россіи. Изъ Амстердама надобно переѣзжать туда черезъ проливъ, а Ломоносовъ не смѣлъ удаляться , потому что корабельщикъ , съ которымъ договорился онъ плыть въ Петербургъ, ожидалъ только попутнаго вѣтра. Наконецъ этотъ благопріятный вѣтеръ вспорхнулъ, расшевелилъ тяжелый воздухъ Голландіи, и шлюпки отъ всѣхъ отплывавшихъ кораблей спѣшили забрать своихъ пассажировъ. Ломоносовъ взошелъ на корабль , и черезъ нѣсколько часовъ уже въ отдаленіи видѣлъ за собою берега Голландіи.

Привольно, весело стало ему на обширной синевѣ моря , которое шумя и пѣнясь влекло его къ берегамъ милаго отечества. Давно разстался онъ съ Россіей, и еще больше прошло времени съ той поры, какъ онъ не видалъ открытаго моря. Но душа его не отвыкла любить родину, не отвыкла и чувствовать кра- , соту, величіе, поэзію моря! Какъ стараго друга встрѣтилъ онъ знакомую стихію, какъ родныхъ привѣтствовалъ бодрыхъ матросовъ, и съ весельемъ разговаривалъ съ ними о всѣхъ по-

дробностяхъ пути. На какомъ языкѣ говорилъ онъ съ Голландцами? Матросы изобрѣтаютъ свой особенный языкъ, такъ что посредствомъ немногихъ словъ объясняются съ жителями всѣхъ странъ. Состарѣвшійся на кораблѣ матросъ бывалъ вездѣ, и отвсюду вывезъ запасъ словъ, не хуже тѣхъ , которыми щеголяли наши земляки, стоявшіе на бивакахъ въ Парижѣ.