Читаем Михаил Васильевич Нестеров полностью

Следующим по времени был портрет княгини Н. Г. Яшвиль — близкого друга художника (1905; Государственный музей русского искусства, Киев). Портрет Н. Г. Яшвиль написан с натуры поздним летом 1905 года. В портрете жены художник, изображая близкого ему человека в обычной для него обстановке, строил образ на привычной интимности мотива. Здесь главным становится момент внутренней приподнятости и строгой возвышенности образа человека. Стоящая фигура женщины, одетой в очень красивый по цвету костюм, в котором преобладают серебристые, серые, перламутровые, белые и черные цвета, помещена на фоне пространственного, безлюдного пейзажа, окрашенного предзаходным вечерним рассеянным светом. Фигура обращена влево, тогда как все основные линии пейзажа уходят вправо; это вносит в картину момент встречного движения, тем самым подчеркивая энергию сдержанного строгого человека. Взгляд Яшвиль как бы скользнул по этому холодно-величавому сумеречному пейзажу, по мягкому изумрудному лугу, по расстилающимся вдали холмам, окрашенным цветами приближающейся осени, и опять обратился к собственным сдержанным, несколько напряженным мыслям.

Портрет Н. Г. Яшвиль. 1905

Н. Г. Яшвиль, по словам самого Нестерова, была очень энергичной и волевой женщиной. Не лишая образ сдержанной силы, художник вместе с тем изображает свою модель в момент одинокого душевного раздумья. Это во многом явилось следствием взглядов Нестерова, нашедших выражение в его сюжетных картинах. В этом отношении весьма показательно высказывание О. М. Нестеровой (Шретер), старшей дочери художника.

В одном из своих писем к С. Н. Дурылину (1943) она писала: «…в своих изображениях женщин отец всегда предпочитал моменты душевного одиночества, грусти или обреченности…»[119]. В портрете О. М. Нестеровой (Шретер) (1905; Третьяковская галлерея) Нестеров близок к этому образу. Медлительное, чуть усталое движение свойственно всем линиям фигуры, помещенной по диагонали. Это движение великолепно выражено в скошенном, но ненаправленном взгляде, в спокойно бессильных тонких руках девушки. Темный колорит картины, строгий по цветовым сочетаниям черного и белого, уже содержит в себе момент эмоциональной выразительности. Этого нельзя сказать об интерьере — он показан как привычная бытовая обстановка человека, художник не делает его участником в создании и выражении определенного душевного строя образа.

Портрет О. М. Нестеровой. 1905

Портрет был написан в период тяжелой болезни дочери, тревоги за ее судьбу. Сам Нестеров считал его большим этюдом, хотя и признавал за ним преимущество в живописном отношении и выражал уже в советские годы желание видеть портрет в Третьяковской галлерее.

Наиболее полно и совершенно концепция Нестерова была выражена в портрете дочери, написанном в Уфе и законченном в Киеве (1906; Русский музей). Девушка в красной шапочке и черной амазонке, с тонким хлыстом в руках остановилась у берега реки, чуть склонив голову, она смотрит куда-то вдаль, в сторону зрителя. Лицо ее спокойно, но легкий излом фигуры, поворот плеч и наклон головы создают впечатление чуть грустного раздумья, разлитого по всей картине, с ее простым, но безлюдным пейзажем, с широкой, спокойной, окрашенной отблеском заката гладью реки, в которой отражается противоположный берег с синеватой далью леса, бледно-желтым, чуть розовеющим вечерним небом. Осенние тона пейзажа, очень обобщенно написанного, создают впечатление мягкой, раздумчивой, легкой грусти. На лице девушки лежит тот же отблеск догорающего дня. Здесь колористический строй произведения глубоко соответствует его содержанию. Цветовая гамма портрета очень целостна, она прекрасно связывает фигуру, данную четким силуэтом, с пейзажем, помогает создать впечатление органической внутренней слитности природы и человека.

Портрет дочери. 1906

Несмотря на, казалось бы, царящее спокойствие, момент движения — скорее душевного движения — рождается всем композиционным построением картины, и в этом последнем заключено уже новое качество, отличающее Нестерова от русской портретной живописи второй половины XIX века. Вытянутый по вертикали, формат полотна дает фигуре устремленность вверх. Здесь использован почти тот же композиционный прием, что и в портрете Яшвиль. Движение девушки, изображенной во весь рост, направлено влево; вправо, чуть с легким наклоном, уходят горизонтальные линии берегов реки и неба, спокойные и ясные, и, как бы повторяя это движение, вправо же идут линии головы, плеч, наконец тонкого, чуть изогнутого хлыста. Пустынность пейзажа, его линии, внутренняя согласованность движений человека и природы создают ту элегическую гармонию, к выражению которой всегда стремился художник.

Природа почти нейтральна, но в ней заключена внутренняя тишина, созвучность человеческому состоянию, созвучность миру дум человека, его мыслям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология