Михаил Васильевич Нестеров

Композиция картины построена на ритмических поворотах вертикальных линий берегов реки и темной полосы леса, отражающейся в воде. На первый взгляд природа кажется застывшей в своем холодном спокойствии, ничем не нарушаемом, величественно прекрасном. Недвижны свинцовые воды реки, пустынны ее берега, не шелохнется отражение в воде. Но вместе с тем природа живет своей жизнью. Серое осеннее небо, нависшее над землей, светлеет у горизонта и кажется, что вот-вот выглянет слабый луч осеннего солнца. Все точно загорается на глазах, переливаясь драгоценными красками. Темный, почти черный лес на горизонте постепенно делается зеленым и наконец изумрудным, горит багряными, почти малиновыми переливами осени земля, становящаяся яркой от сочетания со свинцовым цветом реки и неба.

Пейзаж весь построен на динамике цвета, на его контрастных сочетаниях, придающих ему глубокую напряженность. И вместе с тем взгляд художника объективен, он почти холоден. Природа живет своей жизнью — напряженной, динамичной, значительной, но отдаленной от жизни человека, смотрящего на нее. Художник достигает в пейзаже большого обобщения, и это стремление к обобщению, но к обобщению глубоко конкретному, к видению целого, отличает эту картину от пейзажных фонов Нестерова 90-х годов. Там было пристальное внимание к каждому деревцу, к каждому проявлению природы, созвучному человеческой душе, и поэтически трепетное воспроизведение ее. В этом пейзаже все обобщено. Для художника нет частностей, есть только часть целого, или, вернее, само целое — здесь существует холодная конкретность видения, без малейшей идеализации природы^[128].

Произведения, сделанные в период 1905–1906 годов, свидетельствовали о больших сдвигах, происшедших в творчестве художника. Они говорили о значительном отходе от старой концепции, о появлении объективного видения и конкретности в изображении человека и природы. Нестеров почти полностью отказывается от принципов стилизации и иконописности, характерных для 90-х годов, и переходит к крупнофигурным композициям, стремится к обобщенности и монументальности решения.

* * *

После 1907 года Нестеров снова обращается к своим старым мотивам, правда, в трактовке их он использует достижения предшествующего периода. Во многом этот возврат художника к прежней теме можно объяснить интересом интеллигенции к религиозным вопросам, возникшим в период реакции. После поражения революции 1905 года часть интеллигенции обращается к религии, ищет в ней разрешения наболевших проблем общественной жизни.

Это нашло выражение в многочисленных изданиях, появившихся в то время. Так, в 1907 году выходит книга реакционного мыслителя Н. А. Бердяева «Новое религиозное сознание и общественность», где автор выступает против атеизма и позитивизма, против социал-демократии, проповедует новую религию, которую он именует неохристианством. Д. С. Мережковский, творчество которого носило откровенно реакционный, религиозно-мистический характер, в своей книге «Не мир, но меч» (1908) рассматривает революцию с религиозной точки зрения. В 1908 году философ-мистик С. Н. Булгаков, в 90-х годах стоявший на позициях «легального марксизма», на собрании студентов и курсисток, устроенном Петербургским христианским студенческим кружком, выступает с речью «Интеллигенция и религия». «Теперь, — говорил Булгаков, — сумерки снова надвигаются над человечеством, уходящим в удушливое подземелье и изнемогающим там от ига жизни, но Вифлеемская звезда светит и теперь и льет кроткий луч свой, и с этим лучом каждому, раскрывающему сердце, приносит тихий зов: приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные и Я успокою вас»^[129].

В марте 1909 года, в самый разгар столыпинской реакции, появляется сборник «Вехи», названный В. И. Лениным «энциклопедией либерального ренегатства»^[130] и представляющий, по его же словам, «настоящее знамение времени»^[131]. Авторы этого сборника обрушивались на русскую демократическую мысль, отрекались от освободительного движения, стремились восстановить религиозное миросозерцание^[132].

Этот период отмечен необычайным увлечением интеллигенции взглядами Вл. Соловьева, Достоевского, Л. Толстого, широким распространением идеалистической философии. Безусловно, что это обращение к религии, ставшее для широкого круга интеллигенции просто следованием моде, а подчас исканием в ней выхода из духовного кризиса, не могло не укрепить Нестерова в старых его воззрениях, возвратить к мысли о правильности своего пути в искусстве.

В 1907 году в статье «Религиозные искания и народ» А. А. Блок писал: «Реакция, которую нам выпало на долю пережить, закрыла от нас лицо проснувшейся было жизни»^[133]. Прежняя концепция Нестерова как бы совпала с весьма распространенной позицией некоторых кругов интеллигенции. Это во многом определило тематику и круг образов его произведений 1908–1917 годов.