Читаем Михаил Васильевич Нестеров полностью

Фигура человека в черном высится на фоне серого, белесого неба с тревожно бегущими облаками. Близко поставленная к зрителю, она занимает почти всю картину, а пейзаж кажется далеким, ушедшим в глубину. Фигура не сливается с окружающей природой, а подавленно отстраняется от нее, придавая пейзажу ощущение холодноватой тревоги.

Композиция построена таким образом, что человеческая фигура оказывается сильно сдвинутой в левую сторону, еще шаг, и она упрется в край картины, и от этого создается впечатление безысходности, тяжелой подавленности. Все существо человека поглощено какой-то упорной мыслью, она всецело владеет им, не отступает, не дает отдыха, не позволяет оглянуться на луг, на реку, бледно-зеленый холмистый берег которой уже по-осеннему тих и нежен.

Фигура человека, данная очень резким силуэтом, господствует над пейзажем, делая его почти сюжетным фоном. В портретах Нестерова пейзаж всегда играл значительную роль в определении направленности образа человека, являлся аккомпанементом его чувствам; часто его эмоциональная содержательность была самодовлеющей и служила мерилом ценности личности, ценности человеческой жизни. Здесь значительность человека выступает уже в иных формах. Это значительность мысли человека, мысли ищущей, противоречивой, напряженной.

При решении своей задачи Нестеров не избежал, может быть, сознательной нарочитости. Художник доводит до преувеличения те черты в человеке, которые нужны ему для выражения своей идеи, сознательно заостряет их, опуская прочие. Мы уже отмечали прежде резкость и остроту силуэта фигуры. Столь же подчеркнуто изображено лицо человека: лоб, прорезанный крупными морщинами, торчащая рыжая борода. Есть известная нарочитость и в цветовом решении, построенном на бледно-серых и черных тонах, и в выборе разных точек зрения на фигуру и пейзаж, вносящем момент диссонирующего сопоставления.

«Мыслитель» одно из первых произведений советского периода, в котором нашли свое отражение проблемы, поставленные временем.

В период глубокой ломки, происходящей в стране в первые годы революции, значительная часть интеллигенции ставила перед собой вопрос об отношении к происходящим событиям. Не все видели перспективы будущего, не всем оказывался ясен смысл и значение социального переворота, раздумья были велики. В своем «Мыслителе» Нестеров, может быть сам того не желая, отразил именно эти стороны жизни. «Мыслитель» в настоящее время почти забыт, а между тем это одно из примечательных произведений первых лет революции.

В следующем, 1923 году Нестеров создает картину «Девушка у пруда» (собрание Н. М. Нестеровой, Москва), изображающую младшую дочь художника Наталью Михайловну[146]. Это произведение во многом продолжило линию «Мыслителя». Портрет был написан летом 1923 года в Дубках у Бакшеева. «По случаю дождей, — писал Нестеров, — пришлось почти все лето проработать в мастерской (прекрасной, специально выстроенной). Написал 8 вещей, из них три новых картины — „Старец“, „Дозор“, „Молитва“… и „Портрет Натальи на воздухе“… Вышел, говорят, не хуже, чем в молодые годы, — свежо, нарядно. Она сидит у пруда в серый день в голубом платье типа „директория“, в белой косынке на плечах и белой шляпе соответственного фасона…»[147]. Взволнованный и напряженный эмоциональный строй картины был не совсем обычен для женских портретов Нестерова.

Девушка у пруда. 1923

Неспокойна поза девушки, ее взгляд, взгляд серьезного, очень чистого душой, но чем-то взволнованного человека, устремлен в сторону. Внутреннее неспокойствие, порывистость, пока выраженные художником чисто внешними приемами, подчеркнуты и в пейзаже. Густая зелень лета живет ярко и звучно в этот серый сумрачный день.

Здесь уже нет настроения мягкой грусти или скорбной думы, столь свойственных предшествующим портретным работам художника. Состояние человека нельзя определить как радостное приятие мира, но в портрете передано пытливое, настороженное желание проникнуть и познать этот мир. Эмоциональная активность образа — одно из основных качеств «Девушки у пруда».

С. Н. Дурылин в своей монографии о Нестерове вспоминает, что эта картина, впервые появившаяся на небольшой персональной выставке 1935 года, «возбудила острое внимание зрителей. Перед нею долго стоял А. М. Горький[148]. Как-то он выразился о „Девушке у пруда“: „О каждой нестеровской девушке думалось: она, в конце концов, уйдет в монастырь. А вот эта девушка — не уйдет. Ей дорога в жизнь, только в жизнь“»[149].

Появление подобного произведения тем более интересно, что в это время художник в своих непортретных работах целиком находился во власти старой тематики, старых образов: «Дозор», «Молитва», «Старец»[150], «Вечерний звон», «Тихие воды», «У Белого моря». По-прежнему в творчестве мастера мы находим картины, овеянные элегическим настроением, оторванные от событий реального мира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология