Читаем Михаил Васильевич Нестеров полностью

К этой же группе работ примыкает второй портрет дочери — Веры Михайловны, написанный художником позднее, в 1928 году (собрание В. М. Титовой, Москва). В апреле 1928 года Нестеров писал Дурылину: «М. В. мечтает летом написать портрет с его Веры. „Лирический портрет“»[154]. Нестеров решил изобразить свою дочь в парадном бледно-розовом платье, в одной из гостиных старого дома Хомяковых, превращенного в те годы в «Музей 1840-х годов».

Портрет В. М. Титовой. 1928

Работа близка по мотиву к «Девушке у пруда», но отличается от нее как своим стремлением к парадности, так и большей эмоциональностью образа. Нестеров изображает свою модель в переходном состоянии. Руки, опущенные на разметавшееся платье, слишком напряжены и не могут быть долго в этом положении. Порывисто движение фигуры, но взгляд кажется погруженным в себя. Однако углубление в собственные мысли не длительно, оно мгновенно, как вздох, и скоро уступит место привычной оживленности. Фигура женщины помещена в самом центре картины, но голова ее изображена в профиль, и взгляд уходит за пределы полотна. Так же уходят за пределы картины, в сторону, противоположную движению, линии причудливого старинного дивана. Фрагментарность, разнообразное движение композиционных линий во многом определяют динамическую напряженность образа.

Опять, как и в двух предыдущих портретах, Нестерова интересует лишь мгновенное состояние человека, его временное душевное движение, но движение очень яркое и характерное для портретируемого. Казалось бы, эта работа по своему композиционному решению, если оставить в стороне момент собственно эстетический, мало отличается от женских парадных портретов Серова 900-х годов. Но Серов всегда стремился к всесторонней характеристике модели, к раскрытию многих ее качеств. Его взгляд на модель всегда был объективен и спокоен, его образы не заключали в себе такой эмоциональной активности. Глядя же на портрет В. М. Титовой, мы можем сказать лишь о данном, и единственном, душевном движении человека.

Все три рассмотренных нами портрета («Женский портрет», портреты П. Д. Корина, В. М. Титовой) изображают человека в интерьере. Значение его здесь сведено к чисто композиционному началу — интерьер не раскрывает образ модели, как, например, в портрете жены 1905 года. Однако это обращение Нестерова к интерьерному решению, то есть к изображению человека в замкнутом изолированном пространстве, говорит о стремлении художника сосредоточить все внимание только на изображаемом человеке, на раскрытии его внутреннего состояния, на раскрытии его характера.

Любопытно, что в других работах этого времени интерьер занимает уже более существенное место. Мы имеем в виду портреты А. Н. Северцова, С. И. Тютчевой и Н. И. Тютчева, сделанные в период 1925–1928 годов.

К образу А. Н. Северцова Нестеров обращался не в первый раз — к 1920 году относится рисунок, передающий пытливое, настороженное внимание энергичного человека. Весной 1925 года художник решил написать большой живописный портрет ученого (Академия наук СССР, Москва)[155]. Нестеров писал А. Н. Северцова в привычной для портретируемого обстановке, в его кабинете, где бывал сам художник, где они нередко беседовали о многом, что интересовало и связывало их в течение долгих лет. Северцов изображен в момент беседы. Ученый сидит в большом тяжелом кресле прямо перед зрителем и смотрит вперед внимательным, пристальным, холодноватым взором.

Портрет А. Н. Северцова. 1925

Художник, изображая Северцова в позе усталого человека, лишает его образ спокойствия. Нет спокойствия в нервных руках, одна из которых почти прижата к подлокотнику кресла; напряженная мысль читается в лице, во взгляде чуть скошенных в сторону глаз.

Большое место, сравнительно с предыдущими портретами, занимает интерьер. Характеризуя обстановку рабочего кабинета, интерьер играет здесь не столько смысловую, сколько сюжетную роль. Впервые в творчестве Нестерова человек был изображен в деловой обстановке кабинета, во время беседы, в момент обращения не к собственным мыслям, а к другому, невидимому лицу. Портрет во многом сделан в традициях живописи конца XIX — начала XX века, в нем нет ничего принципиально нового. Но для творчества художника он представляет большой интерес. Заметим, кстати, что обращение к традиции русской портретной живописи 900-х годов в этот период весьма свойственно Нестерову.

К этой работе весьма близки еще два портрета, написанные в 1928 году, С. И. Тютчевой и Н. И. Тютчева — внуков поэта.

Первоначально Нестеров задумал двойной портрет. Это было в начале 1927 года. Летом он приступил к работе.

Замысел художника был во многом продиктован желанием передать мысли и чувства, волновавшие его при посещении старой усадьбы Мураново. Нестеров любил там бывать, писал неоднократно этюды парка, деревни, пруда (собрание К. В. Пигарева, Москва).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология