Я выскочил из её объятий и перебежал в другой угол. Ты чувствовал себя когда-нибудь, Миха, молоденькой девушкой, которая не даёт? Если б мне довелось такую роль сыграть в театре, после того вечера я бы с ней справился.Несмотря на то что Вика гонялась за мной по номеру, я твёрдо решил ей не давать! У девочки, видите ли, беда – семнадцать лет, а она девственница! Катастрофа! Пирсинг сделала специально для меня… Мечта, казалось, вот-вот сбудется, а тут мужик упрямствует, корчит из себя недотрогу. Трагедия! Софокл и Еврипид нервно курят за дверью.За дверью действительно топтались двое, и далеко не Софокл с Еврипидом. Когда я их вспомнил, меня охватила двойная ярость –они же всё слышат! Вика плакала, кричала на меня, обвиняла, грозилась вырвать волосы на голове. Я её попросил, чтобы только не у меня на голове. В конце концов я не вытерпел и заорал на неё, чтобы она немедленно заткнулась, потому что, не дай бог, нас услышат в соседних комнатах – стыд-то какой, мужик сопротивляется! Не говоря о топтыгиных. Что они донесут своей крыше? Что я занимался педофилией?Вспомнилась кроткая, читавшая стихи Блока Маша.Боже мой, всё перемешалось в моей башке. На фоне этой девственницы Маша-профессионалка казалась невинной Снегурочкой.Надо было срочно, любым способом спровадить Вику или отвлечь каким-то неожиданным вопросом, сбить её с программы о «мечте»:– Скажи, ты Блока знаешь?
– Чё? – она действительно перестала плакать. Мой вопрос оказался для неё сверхнеожиданным. А может, появилась надежда, что я её тестирую, и если она знает Блока, то не всё ещё потеряно:
– Не «чё», а поэт такой – Блок.
– А он к нам приезжал в Израиль?
Это переполнило чашу моего терпения. Вика своим унизительным «чё» в адрес Блока испортила даже память о вчерашнем вечере с Машей. Знаешь, Миха, я горжусь тем, какой нашёл выход из безвыходного положения:– Скажи, Вика… Ты когда-нибудь на лимузине ездила? На длинном-длинном таком? Знаешь, как в кино показывают? Свадьбы, мафия, гангстеры, казино, звёзды Голливуда…
– А что? – мой расчёт оказался верным: она насторожилась и плакать перестала, всхлипывала уже по инерции.
Я не мог понять, в каких случаях она спрашивает меня «А что?», а в каких «А чё?». Почему о Блоке унизительное «А чё?», а о лимузине уважительное «А что?»? Какой же она была хорошенькой! До сих пор её лицо, нет, не лицо – тургеневский лик – стоит перед моими глазами, такой романтичный, мечтательный… В зрачках – надежда на крутое будущее, после того как звездища в пятизвёздочной гостинице с видом на море расправится с её обузой.– Я сейчас вызову тебе, Викушенька, крутейший лимузин. Позвони маме, скажи, чтобы она тебя встречала примерно через час и чтобы соседям сказала выглянуть в окошко. Представляешь, ты приедешь на лимузине, выйдешь из него гордая, красивая! Только слёзы вытри, и все сразу догадаются, что ты приехала из пятизвёздочного отеля с видом на море, а в номере была ванна-джакузи и мини-бар, не говоря уже о королевской кровати с тончайшим батистовым бельём.
– С каким бельём?