Михель и Ундина (СИ)

Остатки колеса Михель вытащил на берег, вычистил от остатков щепы жёлоб. Взвесил кошель с серебром и решил, что на новое уж точно хватит, знать бы умельца, который за дело возьмётся да лишних вопросов задавать не станет.

В конце сечня приехали к мельнице сани, груженные лесом, привезли балки и брёвна. И всего-то осталось распилить, выстрогать, сложить в пазы тютелька в тютельку, без единого гвоздя… дать высохнуть, установить. Не пустяк, даже если ты не один и знаешь, с какого бока подойти к работе. Вот только рук у Михеля не хватало, и голова в нужную сторону думать отказывалась.

На его памяти старое колесо всегда было исправное, лишь в последние годы жизни отца постепенно приходя в негодность. Роясь в отцовском сундуке со всяким добром, Михель надеялся найти чертежи или ещё какие полезные указания. Но вместо них отыскал потрёпанные бумажные листки, рассыпающиеся от ветхости. Грамоту Михель знал, но буквы были такими истёршимися, что некоторые места он так и не смог разобрать. А то, что прочитал, заставило его вскрикнуть от ужаса.

Записи Михель сжёг и несколько вечеров подряд провёл в трактире, заливая крепким вином полученное знание.

– Э, да ты никак всё отцовское наследство намерен пропить? – не выдержал на третий вечер Милош, получив от него горстку мелочи в обмен на очередной кувшин с крепким дешёвым пивом.

Когда Михель был на лесопилке, то благоразумно сменял остатки приметного серебра на медь. Но всё равно меди выходило слишком уж много.

– Да колесо чёртово хочу починить, не знаю с чего начать, голова пухнет, – мрачно признался Михель.

– Хорошее дело затеял, – покивал Милош. – Вот только выпивка тебе в этом не помощник. Видишь, как Жилко без опохмела мается? А когда-то знатным мастером считался. Только где ему сейчас – руки молоток не удержат, вот и пробавляется по мелочи, там починить, тут построгать, – обычно молчаливый Милош задумчиво пожевал кончик седого уса. – Ты бери пиво, да к нему иди. А пару толковых парней я тебе на мельницу пришлю. Хватит деньжат, чтобы им за труды заплатить?

Михель кивнул, с похмелья не сразу поверив своему счастью. Значит, можно не так, как когда-то отец, а по-другому.

– Со мной потом сочтёшься. Коли дело выгорит, первую дюжину мешков мне бесплатно намелешь.

– А если не выгорит?

– Значит, и считать нечего. Жалко мне тебя, дельный ты парень, не то что мой лоботряс Петар, – Милош отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

А Михель, подхватив кувшин, поманил к себе Жилко:

– Выпьешь за моё здоровье? Я угощаю.

***

Хромой Жилко, несмотря на дурную славу, и в самом деле оказался толковым малым. Вот только пить ему давать не следовало – унюхав спиртное, он из каменщика и плотника превращался в невразумительно мычащее бревно, разом минуя все промежуточные стадии.

Поначалу Михель на ночь запирал Жилко в доме, чтобы тот ненароком не ускользнул в трактир и не сорвался в запой. Зато по окончанию работы торжественно обещал поить неделю. И ещё неделю – после того, как весной колесо сделает первый оборот.

Чертежи у хромого Жилко выходили – залюбуешься. А вечерами, чтоб меньше думать о запретном плоде, тот травил байки из своей молодости.

Получалось, что под его руководством строили чуть ли не главный дворец самого курфюрста, а уж дворцов помельче, разбросанных по землям Саксонии, Чехии и Германии, и вовсе было не счесть. И в каждом крупном городе знали Жилко, привечали и чествовали. Пока проклятая балка, обрушившись с верхотуры, не раздробила ему левую ногу. Вначале он, не жалея, тратил деньги на известных лекарей-костоправов. После – ходил по знахарям и колдунам. И только когда даже они подтвердили, что ногу вылечить невозможно, Жилко начал пропивать остатки своего состояния. Денег хватило ненадолго, в конце концов он превратился в бродягу и после долгих скитаний прибился в их деревню, под бочок к одинокой бездетной вдове.

Слушал Михель, дивился, смотрел, как в неверном пламени свечи меняется тень, отбрасываемая низеньким чернявым лужичанином. И вроде складно говорил Жилко, а до конца поверить не получалось. Ведь вся деревня знала, как гоняет его коромыслом дородная Бояна. Как огородами улепётывает от неё подвыпивший Жилко, прячась по чужим овинам, пока вдовушка не сменит гнев на милость. Но что-то всё же было в нём, трезвом, такое, что Михель не мог считать его рассказы совсем уж выдумкой.

Под конец короткого месяца лютого на мельницу приехали двое плечистых братьев-крепышей – Гданько и Збышко. Привезли от Бояны корзину домашних лепёшек для Жилко и доброе слово от Милоша. И уже вчетвером принялись за главное дело.