Микро

— Поначалу все шло обычным путем, — рассказывал изобретатель. — Проводили эксперименты, тестировали оборудование базы… Постоянно поддерживали связь с «Наниджен» по специальной коммуникационной системе — видеофону с конвертером звуковых частот, чтобы люди нормальных размеров могли понимать наши изменившиеся голоса.

Он махнул рукой на одну из деревянных дверей. Она была приоткрыта, и за ней виднелось какое-то электронное оборудование с видеоэкраном.

— Вон этот видеофон. Перетащил с базы. Может, когда-нибудь Дрейку дадут из «Наниджен» под зад коленкой, и тогда я смогу позвонить домой. Но пока там у руля Вин Дрейк, этой системой я не пользуюсь. Дрейк считает, что я погиб. Будет фатальной ошибкой дать ему знать, что я до сих пор существую.

После нескольких дней, проведенных на базе, у всех троих добровольцев стали развиваться симптомы микропатии.

— Руки и ноги были все в синяках. А потом Фарцетти стало действительно худо. Доктор Коэулс нашла у него внутренние кровоизлияния и запросила его эвакуацию.

Фабрио требовалась срочная госпитализация, иначе его ждала смерть.

— И как раз Дрейк-то и сообщил нам, что эвакуировать Фарцетти невозможно. По его словам, генератор вышел из строя, — сказал Рурк. — Он уверял, что прикладывает все усилия к тому, чтобы его поскорее починили.

В устройстве генератора Бен понимал больше кого-либо другого. Он попробовал руководить действиями ремонтников прямо из микромира, по видеофону, и инженеры в «Наниджен» в точности следовали его инструкциям. Но машину почему-то никак не удавалось починить, она постоянно вырубалась. И Фарцетти в итоге все-таки умер, несмотря на все усилия Аманды Коуэлс.

— Я считаю, что Дрейк намеренно портил генератор, — сказал Бен Рурк.

— Зачем? — удивилась Карен.

— Мы были всего лишь подопытными кроликами, — объяснил физик. — Дрейк хотел получить полные медицинские данные вплоть до наступления смерти.

Следующей свалилась доктор Коуэлс. Бен, как мог, ухаживал за ней, неустанно взывая о помощи по видеофону.

— И в конце концов я понял, что никакой помощи мы не получим. Дрейк решил во что бы то ни стало довести свой жестокий эксперимент до конца — до смерти абсолютно всех его участников. Да, ему хотелось понять природу микропатии, но этот эксперимент был из тех, которые проводили на живых людях нацисты. Я пытался объяснять это другим сотрудникам «Наниджен» по видеофону, но никто мне не верил. Кроме того, я абсолютно убежден, что Дрейк попросту наслаждался зрелищем того, как мы умираем, — этот человек вообще получает удовольствие от чужих страданий. Как будто бы когда людей уменьшали до микроскопических размеров, для Дрейка они переставали быть людьми. Никто не мог поверить, что он на такое способен. Но люди вроде Дрейка действуют вне пределов общепринятой морали, они никак ею не связаны, на мораль им глубоко наплевать. Сидящего в них зла нормальные люди не видят, поскольку у нормальных людей просто в голове не укладывается, что кто-то может творить подобные злодейства. Психопат может годами оставаться неопознанным, особенно, если он хороший актер.

Карен Кинг спросила у Рурка, не считает ли он, что Винсент действовал не один.

— Были ли у него сообщники? — уточнила девушка.

— Кое-кто в «Наниджен» если и не знает, то, по крайней мере, подозревает правду насчет Дрейка, — ответил Бен. — Люди из проекта «Омикрон» наверняка должны знать кое-что.

— А это еще что такое?

— Проект «Омикрон»? Темная сторона «Наниджен».

— Темная сторона?

— «Наниджен» проводит секретные исследования для правительства США. Это и есть проект «Омикрон».

— И чем этот «Омикрон» занимается?

— «Омикрон» имеет какое-то отношение к оружию, — сказал Рурк. — Но это все, что мне известно.

— А как вы про это узнали?

— Слухами земля полнится. Особенно в научном учреждении. Это неизбежно, — ответил Бен. Он улыбнулся, почесал подбородок и направился к горе наколотых горючих орехов. Выбрал кусок побольше и кинул в огонь. Пламя взметнулось к потолку.

Для добровольного отшельника этот мужик выглядит слишком уж одиноким, подумала Карен. Она уставилась в огонь и поймала себя на том, что размышляет, как ей жилось на Востоке. Она и сама жила, скорее, отшельницей, практически не вылезая из своей тесной занюханной квартирки в Саммервиле — одна только и радость, что часами торчать в лаборатории. Полуночники становятся совершенно обыденным явлением. Близкими друзьями девушка не обзавелась, на свидания не бегала, даже и чисто сама по себе в кино ни разу не сходила. Принесла личную жизнь в жертву стремлению получить ученую степень и заниматься наукой. Вот уже больше года, как у нее ни с кем даже просто секса не было. Мужики ее, судя по всему, попросту побаивались — со всеми ее пауками, вздорным характером и одержимостью в лаборатории. И она прекрасно знала, что характер у нее действительно вздорный. Может, так и надо. Может, ей действительно лучше одной — нравится же Бену Рурку быть отшельником. В данный момент вся ее жизнь в Кембридже представлялась ей как будто бы какой-то отдельной вселенной. Почти.